Николай Петухов - История военных судов России Страница 43

во втором полугодии 1942 г. – 18, 3 %;

в 1943-1944 гг. – 7-8 %;

в первом полугодии 1945 г. – 5,1 %. [206]

Устранение в период войны стадии кассационного обжалования в деятельности военных трибуналов в значительной степени компенсировалось усилением судебного надзора.

В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 августа 1941 г. «О предоставлении военным прокурорам и председателям военных трибуналов фронтов и флотов права опротестования приговоров и определений военных трибуналов», расширившим круг лиц, имевших право приносить протесты, до 30 процентов приговоров военных трибуналов пересматривались в надзорном порядке, что позволяло оперативно исправлять ошибки и нарушения закона.[207]

По утверждению бывшего председателя военного трибунала 2-го Белорусского фронта И.Я. Мирошниченко «по установившейся практике ни одно из уголовных дел, рассмотренных военным трибуналом действующей армии, не могло быть направлено для архивного хранения без просмотра в военном трибунале фронта. Все военные трибуналы обязаны были в трехдневный срок после вынесения приговора надлежащим образом оформить дело и направить его в вышестоящий трибунал. В трибунале фронта все поступившие дела тщательно изучались, а в случаях обнаружения ошибок, нарушений закона и т.д. председателем военного трибунала фронта немедленно приносились протесты в военный трибунал фронта».[208]

Такая система контроля в основном обеспечивала выявление и исправление судебных ошибок и являлась существенной гарантией законного и обоснованного осуждения виновных.

По мере освобождения советскими войсками территории, временно оккупированной немецкими войсками, на рассмотрение военных трибуналов стали поступать дела о злодеяниях гитлеровцев и их пособников. С выходом войск за рубежи страны в практике военных трибуналов появились дела о новых видах преступлений, которые были связаны с действиями различных враждебных организаций и лиц против Советской Армии и флота (диверсии, убийства военнослужащих и т.д.) [209]

Такие процессы над участниками фашистских злодеяний состоялись в Краснодаре, Харькове, Смоленске, Киеве, Минске, в Орловской, Брянской и Бобруйской областях, в Николаеве и других местах.

Первый из этих процессов был проведен в июле 1943 г. в Краснодаре военным трибуналом Северо-Кавказского фронта. К ответственности были привлечены 11 сообщников гитлеровских палачей из числа советских граждан. Все они изменили Родине, пошли на службу к оккупантам и состояли в карательном отряде. Они обвинялись в пособничестве гестаповцам в истреблении мирного населения Краснодарского края, которыми было расстреляно, повешено и удушено отравляющими газами около 7 тысяч ни в чем не повинных советских людей, в том числе свыше 700 больных, находившихся в больницах.

Суд признал всех подсудимых виновными и приговорил 8 человек к смертной казни через повешение, а остальных к лишению свободы сроком на 20 лет.

Один из первых процессов, на котором судили очно нацистских преступников, состоялся в Харькове в конце 1943 г. На скамье подсудимых оказались офицер СС Ганс Риц (имел высшее юридическое образование), офицер военной контрразведки германской армии Лангхельд, чиновник германской тайной полиции г. Харькова Рецлав и их пособник Буланов.

Все они принимали активное участие в расстрелах и зверствах над военнопленными и мирными жителями. «В период временной оккупации г. Харькова и Харьковской области немецко-фашистскими захватчиками расстреляно и повешено, заживо сожжено и удушено угарным газом свыше 30 тысяч мирных жителей, в том числе женщин, стариков и детей». Все четверо палачей были признаны виновными и приговорены к смертной казни через повешение.

В Полтаве на скамье подсудимых оказались 22 фашистских карателя из танковой дивизии СС «Мертвая голова». В их числе был бригаденфюрер СС Беккер и генерал-лейтенант гитлеровской армии Шартов.

В феврале 1952 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело в отношении нацистских преступников – генерал-фельдмаршалов гитлеровского вермахта Эвальда фон Клейста, и Фердинанда Шернера. Клейсту и Шернеру было предъявлено обвинение в активном участии в агрессивной войне против СССР, т.е. в преступлении против мира, обычаев войны и человечности. Клейст и Шернер были осуждены к длительным срокам лишения свободы.

Признавая в основном факты злодеяний, совершавшихся подчиненными им войсками, Клейст и Шернер ссылались на то, что это вызывалось военной необходимостью, в частности борьбой с партизанами, и что они лишь выполняли приказы фюрера. Несостоятельность подобных доводов, о которых говорилось и на других подобных судебных процессах, была убедительно доказана в судебном заседании Военной коллегии.[210]

Гаагская (1907 г.) и Женевские (1949 г.) конвенции о законах и обычаях войны разрешали воюющим сторонам совершать в отношении противника только такие действия, которые действительно вызываются военной необходимостью, «воюющие не пользуются неограниченным правом в выборе средств нанесения вреда неприятелю».[211]

В период Великой Отечественной войны основные принципы осуществления советского правосудия – устность, непосредственность и гласность процесса – в военных трибуналах действующей армии не претерпели сколько-нибудь существенных ограничений. Каковы бы ни были условия боевой обстановки и связанные с этим трудности организации судебных процессов, военные трибуналы не допускали рассмотрения дел в отсутствие обвиняемого. То же самое следует сказать и по поводу вызова в суд свидетелей, и лишь наличие непреодолимых препятствий, вызываемых боевой обстановкой, вынуждало военные трибуналы идти на ограничение принципа непосредственности. В таких случаях военные трибуналы знакомили подсудимых с показаниями отсутствующих свидетелей, разъясняя их суть. Судебные процессы, как правило, проводились открытые, в присутствии личного состава. При невозможности участия на процессе основной массы военнослужащих от частей приглашались представители.[212]

Наконец, нельзя не отметить тесной связи военных трибуналов времен войны с жизнью войск. Вместе с бойцами Советской Армии члены трибуналов стойко переносили все тяготы и лишения фронтовой обстановки. Когда требовалось, они, не щадя своей жизни, сражались с оружием в руках, показывая образцы выполнения своего воинского долга.

Так, председатель военного трибунала 43-й армии диввоенюрист Г.Я. Подойницын 6 августа 1941 года при выходе из окружения собрал группу красноармейцев, принял командование, смелыми и решительными действиями способствовал прорыву вражеского кольца.

Оказавшийся в немецком тылу в результате контузии председатель военного трибунала Киевского гарнизона В.А. Иванов создал подпольную группу, которая затем влилась в партизанское соединение. Впоследствии В.А. Иванов возглавлял одно из партизанских соединений на Украине и способствовал форсированию Советскими войсками Днепра.

Стойко выполняли свой долг в условиях блокады военнослужащие трибунала Ленинградского фронта под руководством И.Ф. Исаенкова.

Члены трибунала военно-морской базы Ханко участвовали в ликвидации вражеских диверсантов, проявляя личное мужество и отвагу. И таких примеров советская военная история знает множество. [213]

После окончания Великой Отечественной войны Указами Президиума Верховного Совета СССР от 21 сентября 1945 г. и 4 июля 1946 г. были признаны утратившими силу Указы Президиума Верховного Совета СССР об объявлении в ряде местностей СССР военного положения.[214]

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 28 сентября 1945 г. указал, что военные трибуналы при рассмотрении уголовных дел, «за исключением военных трибуналов, состоящих при оккупационных армиях, и военных трибуналов, действующих в местностях, объявленных на военном положении» должны применять процессуальные законы мирного времени и не применять отсрочки исполнения приговоров с направлением осужденных в действующую армию и повышенные санкции военного времени.[215]

Компетенция военных трибуналов, как и до войны, стала вновь определяться нормами Указа Президиума Верховного Совета СССР от 13 декабря 1940 г. «Об изменении подсудности военных трибуналов».[216]

Расширение подсудности уголовных дел военным трибуналам произошло в 1947 г. в связи с принятием 9 июня Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну». Все дела о преступлениях, предусмотренных названным указом, стали подсудны военным трибуналам независимо от того, кем бы ни были совершены преступления.[217]