Философия истории во Франции - Иван Владиленович Кузин Страница 35

К бергсоновским философско-историческим идеям следует отнести и то, что случайность, произвол, беспорядок, хаос – понятия не бесполезные, а эвристически важные, хотя и не абсолютные. Однако, не имея самодовлеющей ценности, они помогают отыскивать важнейшие динамические моменты и смыслы, конституирующие собой судьбы Вселенной и человека.

§ 2. Свобода и эк-статическая структура истории в экзистенциализме Ж.-П. Сартра

В философских идеях Жан-Поля Сартра (1905–1980) можно обнаружить эк-статическую структуру истории, которая получает свое осмысление в работе «Бытие и ничто».

Сартровское понимание временности позволяет содержательно наполнить как саму тему истории, так проблему конфликта, выступающего основой развития как такового.

Раскрывая свой подход к понятию времени, Сартр отказывается как от бергсонианского взгляда, так и гуссерлианского – и тот, и другой разрывали связь прошлого с настоящим. Чтобы избежать этого, требуется уяснить: чем определение прошлого, как объединенного с настоящим, не является тем же самым определением, которое дает Бергсон.

Сартр утверждает, что постоянство возможно только при условии предположения времени, поэтому прошлое не является чем-то универсально утраченным, а продолжает свое бытие через конкретную связь с существующим. Время есть то, что позволяет понять основной тезис Сартра, что мы не есть то, чем являемся, и то, чем мы являемся, – это не то, что мы есть: «Речь идет о том, чтобы конституировать человеческую реальность в качестве бытия, которое есть то, чем оно не является, и которое не есть то, чем оно является»[23].

Сознание бытие-для-себя появляется в первоначальном действии, которое есть аннигиляция вещи бытия-в-себе. Мое прошлое бытие выступает для меня как бытие-в-себе, которое не есть я. Бытие-для-себя не является своим бытием, но благодаря ему существует целостность бытия вещей. Поэтому основной характеристикой человека будет то, что он есть трансцендированная-трансцендентность[24].

Для установления сосуществования вещей необходимо свидетельство сознания, внутренняя связь которого с бытием является негативной, так как сознание постоянно отмежевывается от того, что оно фиксирует как бытие (вещь). Поэтому настоящее сознание – это не мгновение, которое все же есть, а бегство от бытия, что и позволяет раскрываться сознанию через категорию будущего, т. е. когда свое бытие может осмысляться только через свое вне себя. Сознание описывается Сартром через нехватку, недостаток, что и позволяет ему быть присутствием к бытию.

Я, согласно Сартру, является своим собственным ничто, но не должно им быть. Тем самым сознание есть проект самого себя, это чистая возможность, а раз так, то возникает возможность силы, толкающей к необходимости утверждаться в бытии. Сознание является своим будущим в постоянной перспективе возможности не быть им, что рождает тревогу. Таким образом, будущее – непрерывное становление возможностей как смысл сознания в настоящем.

В § 4 первой главы третьей части книги «Бытие и ничто» Сартром приводится экзистенциальная развертка эк-статического бытия сознания и его борьбы за бытие с «другим». Сознание сталкивается с опытом утраты освоенного им мира через взгляд «другого», что ставит под сомнение его собственное бытие. Однако от этого же «другого» зависит признание и учреждение его бытия.

В диалектике Сартра свобода дается через другого, но свобода «другого», являясь условием моего бытия, делает меня рабом, объектом, благодаря чему я возвращаюсь к своему бытию-для-себя. Является ли данное взаимодействие двух субъектов, борющихся за право быть признанными таковыми, абсолютным событием, которое Сартр называет предысторической историзацией?

Сартр обнаруживает три фундаментальных эк-стаза сознания: 1) конституирующий эк-стаз – ничтожение всего; 2) рефлексивный эк-стаз – ничтожение ничтожения; 3) непостижимо целостный экстаз – бытие-для-другого. Блестящей иллюстрацией третьего экстаза является третья глава третьей части («Бытие и ничто»), где описывается историческая драма сознания, безуспешно ищущего признания и любви. В этой главе раскрываются существо соблазнения и его связанность с языком, особенности формирования желания, и диалектически показана безуспешность проекта любви в отличие от оптимистичного решения коллизии Гегелем.

И здесь, конечно, можно задаться вопросом: насколько подобный сартровский взгляд является убедительным, так как его анализ во многом оказывается безупречным только в случае ограничения нашей позиции рамками субъект-объектной парадигмы.

§ 3. Отношение с другим как основание и свершение времени в философии Э. Левинаса

Философское-историческое звучание имеет прочитанный Эммануэлем Левинасом курс лекций, озаглавленный «Время и Другой». Основной мотив всего курса состоит в том, чтобы показать, как отношение с Другим становится основанием времени.

Согласно Левинасу (1906–1995), основанием, конституирующим время, не может быть ни единственный и неотвязный акт-существования (бытие), ни самотождественное мышление, ни интенциональность сознания, ни бытие-к-смерти. Этими основаниями становятся:

1) решимость существующего порвать со своим одиночеством;

2) Другой, с которым существующий может встретиться.

Предварительными моментами для встречи с Другим выступают:

1) акт существования;

2) взятие существующим на себя акта существования, которое обозначено как событие гипостазиса. Событие гипостазиса не устраняет одиночества существующего. Оно является приходом существующего к сознанию себя, характеризуется как эффект настоящего, которое еще вне времени, хотя и является началом.

Господство начала – это чистое настоящее, это эффект в акте-существования, то, что проводит в акте-существования предел и границу. Настоящее гипостазиса – это эффект, функция, а не модус темпоральной длительности. У эффекта может быть история в «построенном» (прошлое – настоящее – будущее) времени, но сам он не есть история. Пробуждение к будущему определено только Другим. Однако здесь возможен вопрос: насколько выделение существующего из акта-существования является чистой случайностью?

Значимость гипостазиса в том, что он является актом собирания субъекта, устремленного к тому, чтобы не быть захваченным одиночеством. Бытие (акт-существования) для Я (гипостазиса настоящего) выступает как нечто прошлое, но этим двум вводимым модусам темпоральности не хватает третьего модуса – будущего, поэтому в собственном смысле времени на этом уровне становления еще нет.

Бытие как прошлое таковым как бы становится, получая эту темпоральную модальность от Я-настоящего, которому предшествует акт-существования, хотя само по себе оно вне времени. Но и Я-настоящее тоже вне времени, так как оно есть только настаивание на себе, чистое начало, не имеющее позади себя прошлого, т. е. сам акт-существования никак не определяет существующего в его начале, к тому, чтобы он стал гипостазисом, потому что акт-существования абсолютно безразличен к существующему.

Если же акт-существования не определяет, то он и не может быть в полном смысле предшествующим. Сознание (гипостазис) лишь может стать историчным. Оно есть процесс овладевания, то, что возможно для существующего. Держание ответа за каждое мгновение моего существования еще не приводит существующего к темпоральности его существования. Существующий в этих мгновениях есть лишь настоящее как одновременность разрывания и устранения разрыва.

В работе по самоотождествлению, в связывании себя с самим собой существующий уплотняется и нагружается собой, становясь телом. Одиночество существующего, таким