Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон Страница 4

у правшей) более тесно ассоциируются со сферой бессознательного, а также с имплицитными процессами, связанными с мышлением и осуществлением действий, могут захватывать контроль над вербальными и образными впечатлениями, в случае, если последние не заглушаются или не подавляются каким-либо иным образом в условиях социального взаимодействия и сенсорного входа, приближенных к нормальным.

При мысли о том, что его попытки хранить верность Богу не привели ни к чему, кроме несчастья, Илия впадает в отчаяние. «Он сказал: возревновал я о Господе Боге Саваофе, ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее» (3 Цар 19:10). Бог отвечает ему: «Выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня тихий, кроткий голос» (3 Цар 19:11–12; перевод сделан согласно «Новой исправленной стандартной версии» [NRSV]). В Библии много известных выражений, и, несомненно, «тихий, кроткий голос» входит в их число. В этот момент Илия – и через него весь человеческий род – осознает, что Бог не в ветре, как бы тот ни был яростен; не в землетрясении, независимо от его силы; но в чем-то, скрытом внутри, в голосе самой совести, в сокровенном ориентире, указывающем нам на то, что правильно, а что неверно; в независимом духе, свойственном каждой душе и рождающем в ней порыв покаяться, попросить о прощении и искупить свои грехи.

Только вслушайтесь: мы можем выстроить отношения с Богом, внимая собственной совести! Важность этого открытия беспримерна. Бог наделяет мужчину и женщину свободной волей даже несмотря на то, что Ему угодна верность сотворенных созданий и Он хочет нас направлять. Как Ему примирить эти соперничающие влечения? Повелеть? Принудить? Испугать? Нет – но подарить нам голос, или образ, или даже чувство, способное подтолкнуть, навести на мысль, пристыдить или спокойно и мягко смирить (пусть даже при необходимости его интенсивность возрастает). Это отождествление совести с Богом делается все более эксплицитным по крайней мере в ряде направлений христианской мысли. Например, именно на этом настаивал кардинал Ньюмен, британский теолог XIX столетия, в большей части своих сочинений.

Божественный закон – это власть этической истины, критерий правильного и неправильного, величайшая, нерушимая, абсолютная власть в присутствии людей и ангелов. «Вечный закон, – говорит святой Августин, – это божественный разум или воля Бога, повелевающая соблюдение и запрещающая нарушение естественного хода вещей». Ему вторит святой Фома Аквинский: «Свет естественного разума… суть не что иное, как отпечатленный в нас божественный свет. Отсюда очевидно, что естественный закон суть не что иное, как сопричастность разумной твари вечному закону». Этот закон, постигаемый разумами отдельных людей, называется «совестью», и хотя при прохождении сквозь интеллектуальную среду каждого отдельного человека он может исказиться, подобное влияние не принуждает его утратить характер божественного закона, и он, в сущности, по-прежнему имеет прерогативу предписывать повиновение.

Это утверждение вполне возможно счесть более веским и правомерным, чем намного чаще звучащий в наши дни «аргумент от дизайна», который гласит, что сложность природы в силу необходимости указывает на активно действующего создателя. В Третьей и Четвертой книгах Царств заложена богооткровенная основа для гораздо более психологического и реляционного определения Верховного божества, которая отделяет Бога от языческого театра естественного мира (хотя природа действительно способна внушать благоговейный трепет) и помещает Его, чудесным и страшным образом, в глубину наших душ. Именно понимание, к которому приходит Илия, готовит сцену для истории Ионы – таинственного рассказа о пророке, сперва отвергшем зов голоса совести, а после покорившемся ему; о его деяниях мы поговорим в конце книги. Вклад Илии настолько фундаментален и совершает настолько радикальный переворот, что это обозначается его чудесным вознесением на небо во плоти. Это событие, ставшее прообразом воскресения Христа (и, в каком-то плане, Ионы), свидетельствует о несравненном триумфе Илии в пророческом служении. Мы просто не поймем ни библейских книг, ни того, как они определяют Бога, если не признаем, что никто из пророков не в силах сравниться с Илией и что его преображающее и революционное понимание имеет для нас огромную важность. Узнав его историю, мы постигаем природу бытия – нашу и божественную – по-иному, более ясно, более прямо, более лично. Мы прозреваем – и можем слышать по-новому.

С чем связано наше решение сделать историю основой даже для самого акта восприятия? Или, если спросить иначе, – для преображения этого акта? Затем, что мир нужно «профильтровать», пропустив его через механизм повествования, чтобы он стал постижим или хотя бы понятен; затем, что мир, в прямом смысле слова, слишком сложен для того, чтобы действовать и ориентироваться в нем, не имея ни цели, ни характера (определяющих признаков связной истории как таковой). Перед нашим вниманием непрерывно предстает неисчислимое обилие фактов – наверное, на каждый феномен, и более того, на все их возможные сочетания приходится какой-нибудь факт; проще говоря, их слишком много. С исходами та же проблема: эффекты, производимые каждым действием и каждой возможной причиной, ветвятся экспоненциально – их слишком много, чтобы их можно было рассмотреть, обдумать и учесть. Решить эту задачу нелегко. Философ Дэниел Деннет, как известно, назвал ее «новой, серьезной эпистемологической проблемой». Существует почти бесконечное множество способов распределить по категориям – и, следовательно, воспринять и постичь – конечное число объектов. Уделить внимание всему, что происходит вокруг, и делать это постоянно, с одинаковым рвением, мы просто не можем – и при каждом взгляде отдаем предпочтение тем или иным фактам, а поэтому многим пренебрегаем, стремясь к своей цели. Так мы обретаем необходимое и желанное – но что именно? Возможно, мы безрассудно исполняем мимолетный каприз, если мы инфантильны, несерьезны и настроены на немедленное удовлетворение наших желаний. Возможно, мы хотим обрести власть, которая позволит их исполнить, с кем бы нам ни пришлось соперничать или даже сражаться, «торя свой путь». А может быть, все иначе, и мы, принимая зрелые решения, хотим создать брачные, семейные, дружеские, профессиональные и государственные узы, придающие нашей жизни истинный смысл, – и стремимся гармонично и плодотворно объединить настоящее и будущее в независимой личности, как взрослые и ответственные люди, способные и к помощи друг другу, и к взаимному соперничеству.

Факты, с которыми приходится иметь дело, мы рассматриваем в соответствии с нашими ценностями. Избранные пути, определенные явления, те или иные люди