Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева) Страница 20

на себя ответственность за материальное существование приходящих к нему сестер. Но это чисто внешняя трудность, правда иногда пагубно отражающаяся и на внутренних путях многих лиц. Есть же и трудности внутренние. Благодаря сложности окружающей обстановки, благодаря полной невозможности найти какие-то проторенные дорожки, каждая инициативная группа ищет на свой страх и риск, силы разбиваются и распыляются. Можно сказать, что у каждой инициативной группы есть некая мечта, которая осуществляется вопреки мечтам других групп. Предположим даже, что все эти мечты равноценно прекрасны. Мы все же не можем сейчас не чувствовать, что, помимо нашей мечты, есть еще и общий путь, который мы должны принять на себя.

Иногда спрашиваешь себя, в чем сила католического монашества. Не надо говорить о его сложнейшем разветвлении на сотни орденов. Будем говорить о структуре каждого ордена. И думается, что сила каждого ордена, его стойкость и гибкость одновременно заключается в чрезвычайно верно найденной конструкции его, имеющей значение гораздо больше духовное, чем материальное. Важно то, что у ордена могут быть сотни монастырей, общин, благотворительных учреждений, миссий и т. д. Но каждое из этих начинаний является лишь частью целого духовного и материального организма. Это уничтожает параллелизм в работе, некое соперничество и конкуренцию, распыление сил, кустарность в проявлении инициативы. Это дает полную духовную концентрацию, практическую планомерность и организованность и огромную силу единства.

Конечно, тут вопрос не в том, чтобы подражать католикам. Этот пример важен лишь как известная иллюстрация того, как можно собирать и сохранять силы. Но вместе с тем из всего нас окружающего опыта очень легко сделать вывод, совпадающий с тем, который сделали католики.

Нам надо иметь единое монашество. У нас нет орденов. Условно можно сказать, что у нас есть один-единственный орден, в который входят и самые созерцательные, и самые хозяйственно-практические монастыри.

Но не в отсутствии расчленения наша беда. Наша беда в отсутствии единого духовно, практически, организационно и лично объединенного монашества. Пусть остаются все инициативы, пусть остаются индивидуальные и групповые пути и особенности – важно, чтобы все они были частями единого целого, а не кустарными проявлениями благочестивой воли отдельных лиц. И думается, что эта идея важна не только в практической жизни, как некая организационно оформляющая возможность, она важна и для духовной жизни современного монашества, она важна и для иеромонахов, находящихся на приходах в полном отрыве от единого монашеского организма. Для них это молитвенная и нравственная помощь в первую очередь. И уж во вторую – это помощь деятельная, практическая.

На пути осуществления единого монашества есть, конечно, бесчисленное множество препятствий, как внешних, так и внутренних. К внешним относится физическая разобщенность монахов, невозможность встретиться вместе, договориться и домолиться, а внутреннее препятствие лежит во всех нас, в греховном свойстве человеческой природы почитать свое начинание не только самым важным, но и единственно важным, не нуждающимся ни в связи, ни в указаниях, ни в поддержке, и уже во всяком случае ни в каком изменении в соответствии с идеями других.

Но, учитывая все эти препятствия, надо видеть и побудительные причины к возникновению объединения – это общая трудность что-либо сделать, невероятная бедность в области людей и непомерная задача, стоящая перед нами.

Можно было бы начать дело объединения не в чрезмерном и невыполнимом масштабе, – сначала объединить монахов и монахинь, живущих в Париже и его ближайших окрестностях, провести вместе несколько дней, молитвенно общаясь и делясь своими практическими удачами и неудачами, координируя свои планы и т. д. После этого возможно письменное общение с теми, кто далеко, установление единомыслия и единодушия с ними. И, наконец, если Господь поможет этому начинанию, можно было бы, рассчитывая на будущий епархиальный съезд, предварить его или продлить чисто монашеским двухдневным съездом.

Таковы пути к объединению в единое монашество. Но, помимо их, возможны и более частные проявления того же объединения, возможно думать о каком-то летнем монастыре, доме отдыха для монахов, где они могли бы собирать свои духовные силы и подкрепляться физически. Но это уже подробности.

О монашестве

Никак не могу чувствовать себя компетентной писать о монашестве по существу. Не это беру я своей темой. Мне хотелось бы только поделиться тем новым, перед чем монашество сейчас стоит, что для него неизбежно и вместе с тем, может быть, очень мало сознается светскими людьми.

Часто можно слышать словосочетание «новое монашество». Одни вкладывают в это словосочетание положительный смысл – давно, мол, пора. Другие считают, что «новое монашество» чуть что не значит «никакое монашество» и что тут таится соблазн и ложь. А вместе с тем я думаю, что и при таком отрицательном отношении все понимают, что новое монашество – нечто реально существующее.

В этом понятии в первую очередь мне хочется разобраться. «Новое»… Можно выдумать новое. Жизнь та же, ничего не изменилось, старые потребности не изжиты – человек же выдумывает новое, скучает в утвердившихся традициях, пытается их изменить и нарушить. Даже в этом, по существу, нет ничего соблазнительного, потому что просто эти понятия обречены на неудачу. Нет спроса, и предложение никому не нужно. Самые коренные, безнадежные неудачники именно идут по этому пути. Но есть иное возникновение «нового».

Существовала, например, древняя традиция, основанная на евангельском тексте, – стоять в церкви на Вербной всенощной с пальмовыми листьями и ветвями вай. Византия блюла эту традицию, и блюсти ее было не трудно, потому что легко было найти эти пальмовые листья. Но представьте себе московскую или даже киевскую всенощную на Вербную субботу. Откуда пальмы раздобыть? Неизбежна измена традиции. Начинают ломать вербные прутья. Наверное, сначала с осторожностью и с боязнью соблазнить кого-то – тут ведь даже прямое уклонение от евангельского текста. А потом от соблазна ничего не осталось, новшество стало традицией, да такой, что, наверное, многие соблазнились бы, если бы вместо верб им предложили еловые ветви или березовые. Наверное, и сейчас в Африке, где легко добывать пальмовые листья, есть люди, думающие: «Как же это так? Вербное воскресенье и без вербы?» Так же, вероятно, византийская сушеная фига и маслины в Великий пост оказались вытесненными на Русском Севере кислой капустой. Ни в одном греческом уставе об этой кислой капусте и помину нет – а представьте себе русскую великопостную традицию без нее! Это все мелочи быта, можно сказать. Пусть мелочи – на них только легче показать самое существо дела, потому что то же самое происходит и в серьезных вещах.

Есть, таким образом, новое, не выдуманное досужим человеческим умом, а с неизбежностью вытекающее из условий жизни. Всякое