Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева) Страница 19

Задача этой работы другая. Она стремится найти друзей, больше того – соратников и соработников. Людей, живущих целиком церковными интересами, немного, живущих мыслями о монашестве – еще меньше, и только единицы, думая о монашестве, подходят к нему с предпосылками нашей сложной и новой жизни.

И у меня есть потребность как-то перекликнуться с этими единичными и затерянными единомышленниками, в пределе – встретиться с ними при посредстве этой книги и вместе с, может быть, разделенными пространственно делать общее дело, а оно такое, что, раз приложившись к нему, знаешь, что одной человеческой жизни мало для того, чтобы достигнуть хотя бы самых ничтожных результатов.

1937 г.

Основное положение монашества[49]

Мы строим на новом месте. Традиций жизненных нет, есть только книжные. Окружающая обстановка изменена – надо все пересмотреть и приспосабливать.

В зависимости от индивидуальных стремлений один стремится новую жизнь вогнать в старые формы, другие совсем с этими формами не считаются. Безотносительно к личным свойствам наших монахов и монахинь, у нас у всех колоссальная ответственность, потому что может случиться, что мы окажемся единственным русским монашеством. Если это и не случится, мы должны действовать так, как будто это верно. Благодаря трудным условиям современности мы все можем делать непоправимые ошибки, и уже во всяком случае все действуем кустарно. Монахи в лучшем положении: они сейчас главным образом священники на приходах, а потом уже монахи. Но это и осложняет их положение, разбивая их в одиночку среди мира. У монахинь нет форм – каждая проявляет лишь личную инициативу. Необходимо координировать все действия, планы и настроения, выравнивая, таким образом, все индивидуальные крайности и ошибки. У католиков большую силу в монашестве – в каждом ордене – имеет то, что отдельный монастырь есть только часть целого, всего ордена. У нас орденов нет, или, вернее, наше монашество является единым орденом. А фактически каждая группа – монастырь, общины и т. д. – живет совершенно самостоятельно, лично отвечая перед митрополитом. Это досадно и в духовном, и в практическом отношении. Главным образом это неправильно, потому что заставляет всех проделывать одни и те же опыты и повторять ошибки. Было бы правильнее монашеское объединение, как духовное, так и практическое. В дальнейшем можно говорить и о съезде, а пока – только о собрании всех, кто в Париже.

О современном положении монашества

Существующее за границей русское православное монашество в огромном большинстве своем находится в совершенно исключительном положении. У него крайне мало преемства в жизненной традиции со старым русским монашеством – вся традиция имеет чисто книжный характер. Почти всегда, вычитав ее из книг, приходится кустарным способом пригонять новые условия жизни к ней или, наоборот, традицию – к новым условиям жизни. Все, хотящие что-нибудь осуществить, принуждены делать это ощупью, проходя через многочисленные ошибки, заново повторяя чужой опыт, впадая в крайности.

Обычно каждое монашеское начинание окрашено в тона того человека, который его начал. По существу, инициатив столько, сколько отдельных людей. Монашеских объединений более чем в три человека почти нет. А в большинстве случаев их два, а то и один. И все эти разнородные инициативы по-своему и на свой страх и риск ищут пути в сложной современной обстановке, не имея возможности проверить себя опытом друг друга и как-то координировать свои действия. Фактически они связаны с тем или иным приходом или непосредственно подчинены владыке митрополиту. Между собой они не имеют никакой ни духовной, ни организационной связи.

Может быть, все это было бы и не так страшно, если бы не исключительное положение, в которое их поставила жизнь. В самом деле: из России все сильнее и сильнее слышится вопль о полном разгроме церковной жизни – о полном уничтожении монастырей, смерти или ссылке или исчезновении в мирской жизни монашеских кадров. В путях нашей веры мы должны уповать на чудо возрождения Русской церкви, а с ней и русского монашества. Но в путях нашей активности мы имеем право лишь на одно – на то, чтобы действовать так, будто в мире мы остались на единственном обитаемом острове среди потопа и на нас лежит ответственность за врученные нам ценности.

В лимитрофных странах есть тоже православное монашество. Но, поскольку можно судить, оно является главным образом продолжателем старых традиций русских монастырей и, благодаря лимитроф ной обстановке, совершенно не знает о том, что в мире что-то случилось: что церковь затапливается волной безбожия, что от старого благополучного русского быта ничего и нигде не осталось. Совершенно не стремясь критиковать их, можно все же сказать, что лимитрофному монашеству в лучшем случае вручена почетная и нужная задача консервации старых устоев монашеской жизни, быта, устава, нравов, психологии, настроений и т. д. Страшный мир, идущий на нас и ставящий нас перед необходимостью немедленного ответа, там известен только теоретически. Таким образом, из рассмотрения внутрирусского и лимитрофного положения сама собой вытекает непомерная мера ответственности, падающая на наши плечи. И тем она страшнее, что плечи-то наши далеко не сильные. Место наше гораздо больше, чем мы, занимающие его. Это можно и чувствовать, можно пытаться создать нечто монастыреобразное, со всеми прекрасными особенностями старого монастырского быта, можно стремиться к этому только как к раскрытию своего личного пути, к спасению собственной души. Все это законно. Но вместе с тем нельзя, хоть слегка вглядевшись в современные условия жизни, не понять, что этого недостаточно, жизнь всей своей тяжестью лежит на плечах мобилизованного воинства Господня – монашества, и будет непростительным нерадением отклонение от себя всей задачи, поставленной жизнью.

Надо сказать, что в эмиграции положение монахов довольно резко отличается от положения монахинь. Монах почти всегда не только монах, но и иеромонах. Он связан с каким-либо приходом, он осуществляет неизбежно свое монашество как священство, как активное служение в мире. В этом и положительное, и отрицательное в его положении. Положительна полная определенность и очерченность его деятельности, ясность и найденность монашески-священнического пути в миру. Отрицательное – неизбежная отдаленность от остального монашества, одиночество среди мирской жизни, абсолютная погруженность в эту мирскую жизнь. Это не общежительный монастырь, это не скит – это, в известном смысле, пустынная пещера, помещенная на самой людной площади города.

Женское монашество находится в более упрощенном, но и не менее тяжелом положении. Вопросы заработка и их трудная сочетаемость с монашеством делают для многих невозможным принять постриг. Ни одно из возникающих женских монашеских объединений не может взять