Таинство ближнего - Мать Мария (Кузьмина-Караваева) Страница 14

В чем дело? Не человеческая сила была у Самсона, а Божия, был он силен благодатью Божественной. Об этом не нужно догадываться – это нужно просто прочесть в 13-й и 16-й главах Книги Судей Израилевых.

Самое происхождение силы Самсоновой связано с Богоявлением. И ангел, предрекший рождение Самсона, говорит о себе: Что ты спрашиваешь о имени моем? Оно чудно (Суд. 13:18). Иначе – что ты спрашиваешь об источнике силы? Оно чудно.

Дальнейшие тексты только подтверждают такое чудесное происхождение Самсоновой силы: И начал Дух Господень действовать в нем в стане Дановом (Суд. 13:25).

И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва, как козленка, а в руке у него ничего не было (Суд. 14:6).

И сошел на него Дух Господень, и веревки, бывшие на руках его, сделались, как перегоревший лен, и упали узы его с рук его (Суд. 15:14).

Есть и обратные доказательства этого Божественного происхождения силы: когда она исчезла, он не знал, что Господь отступил от него (Суд. 16:20).

Итак, сила Самсона, которая определяла его человеческий дух, – не его человеческая, а Божия сила, Божий творческий дух. Если Бог захочет, то не в сильных мышцах, а в длинных волосах воплотит Свою Божественную творческую силу в человеке.

Это можно сказать о Самсоне, орудии Божием, одержимом Божественной силой.

А вот другой человек Ветхого Завета – Давид. Перед лицом филистимлянских полчищ Саул дал Давиду свои царские доспехи и меч свой царский – вооружил его всею силою человеческой. И противник его Голиаф был во всеоружии человеческом – и ростом, и силою мышц превосходил всякого.

Но для того, чтобы было ясно, кто побеждает в боях, перед самым сражением снял Давид царские доспехи и, невооруженный, вышел к Голиафу. Не оттого, что эти доспехи были велики и неудобны ему, нет, в Библии точно сказано, на каких основаниях он принял бой с Голиафом. Ты идешь против меня с мечом, и копьем, и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил (1 Цар. 17:45).

И дальше: И узнал весь этот сонм, что не мечом и не копьем спасает Господь, что это война Гос пода, и Он предаст вас в руки наши (1 Цар. 17:47).

То же самое отношение к человеческим усилиям, к человеческому акту подтверждается псалмами.

Иные колесницами, иные конями, а мы, – именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо (Пс. 19:8–9).

И еще: С Тобою избодаем рогами врагов наших, во имя Твое попрем ногами восстающих на нас. Ибо не на лук мой уповаю, и не меч мой спасет меня, но Ты спасешь нас от врагов наших и посрамишь ненавидящих нас (Пс. 43:6–8).

И еще: Обступили меня, окружили меня, но именем Господним я низложил их. Окружили меня, как пчелы, и угасли, как огнь в терне. Именем Господним я низложил их. Сильно толкнули меня, чтобы я упал, но Господь поддержал меня. Господь – сила моя и песнь (Пс. 117:11–14).

Тут, чтобы не было в дальнейшем недоразумений, особенно надо обратить внимание на это последнее слово – песнь. Именно из него вытекает право применять все эти тексты к самым разнообразным видам человеческого творчества. Надо учесть, что в ветхозаветные времена сила творчества могла особенно ярко восприниматься в подвигах Самсона и Давида. Совершенно нельзя ограничивать творчество одними его интеллектуальными примерами, но то, что относится к данному виду творчества, в такой же мере применимо к творчеству интеллектуальному, художественному, религиозному и др.

А в этих текстах с последней четкостью и ясностью дана картина странного и всеохватывающего участия Божия в человеческом творчестве.

Воин-победитель – Давид, Давид-царь, говорит, что он уповает не на лук и на меч, а на имя Господа. Давид-псалмопевец утверждает: «Господь сила моя и песнь». Кто поет? Давид ли поет, или Господь поет в нем, поет Давидом? Кто побеждает? Давид ли побеждает, или Господь побеждает в нем и им? Во имя ли Божие, во славу ли Божию совершает все свои деяния Давид, или им совершает, как орудием, Свои деяния Господь?

Если бы Давид, хоть и во имя Божие, но силою человеческой победил Голиафа, то зачем было бы ему нужно отказываться от человеческого вооружения и идти в бой человечески обессиленным?

То же самое можно сказать и о примере Самсона. Если только человеческая сила была в нем на служении Божию имени, то отчего связывалась она с нестриженными его назорейскими волосами, а не с мышцами, носителями человеческой физической силы? Только для того, чтобы подчеркнуть, что это была не человеческая, а Божия сила, находящаяся по божественному произволению в распоряжении его, человека.

В этих двух примерах образно и ярко показана своеобразная ветхозаветная теория творчества. Пенье и битвы – творчество Давида, борьба с филистимлянами – творчество Самсона, – кто господин, кто субъект этих творческих актов? Бог воинств Израилевых – господин победы и песни, Он – творческий субъект этих актов.

И, наверное, можно сказать, что, если бы Давид понадеялся на свою пастушью ловкость или на царские доспехи Саула, Голиаф оказался бы человечески ловче, сильнее, вооруженнее его. Недаром так подробно описана тяжесть и длина его вооружения.

Эти предварительные замечания с неизбежностью вытекают из ветхозаветных текстов. В них все творчество – «не нам, не нам, а имени Твоему»[47].

Часто говорят, что христианство мало интересуется вопросами творчества, что в нем нет никакой теории творчества. И это безразличное отношение к главной, творческой сущности человека вменяют в вину христианству. Считают, что интерес к этому вопросу возник в период Возрождения, когда вообще проблема человека впервые встала перед сознанием во весь свой рост. В дальнейшем же чуть ли не исключительно один девятнадцатый век, и зачастую в лице своих безбожных представителей, занялся разработкой вопросов, связанных с творчеством.

Мне представляется это глубоко неверным.

С самого начала христианства, к моменту запечатления христианских истин евангелистами, возникло учение о христианском понимании творческого акта. Более того, под этим углом зрения все Евангелие от Иоанна есть абсолютно законченный и планомерный трактат не только о человеческом творчестве, но и о творчестве