Почему психоз не безумие. Рекомендации для специалистов, пациентов и их родных - Стейн Ванхеле Страница 17

Что касается содержания, то фильм основан на классических трагических темах, таких как супружеская измена и месть. Однако показаны эти темы отнюдь не классическими для кино и драматургии способами. Фильм Линча состоит из мимолетных и обрывочных образов, в которых размывается граница между вымыслом и реальностью. И именно так обстоят дела в психозе. Во время манифестирующего психоза дикие ассоциации, воспоминания и впечатления переплетаются самым необычным образом. Что-то из этого мы воспринимаем как наши мысли, а что-то – как информацию извне.

В «Шоссе в никуда» смена личности Фреда на Пита добавляет повествованию еще один уровень сложности. Внезапно в фильме появляется вторая сюжетная линия, которая приводит зрителя в замешательство, но в то же время дает представление о том, как люди воспринимают реальность во время манифестирующего психоза. Через час после начала фильма вы уже не понимаете, это Пит – плод воображения Фреда или наоборот.

То же самое происходит и при манифестирующем психозе. Бред и галлюцинации создают второй таинственный внутренний мир, который накладывается поверх обычного. Двойственный воображаемый мир создает путаницу: что реально, а что нет? Можно ли доверять «нормальному» миру или же загадочный вариант вызывает больше доверия?

Вопросы такого рода очень сильно осложняют жизнь людей, страдающих от психоза. Эйген Блейлер утверждал, что это заставляет вышеупомянутого человека принять doppelte Buchführung, или «двойной учет». Во-первых, вы запоминаете и храните образы и воспоминания, которые связаны с обычной жизнью. Это то, чем легче всего поделиться с окружающими. В то же время психотический эпизод вызывает к жизни и другие, на первый взгляд, подлинные переживания, которые совершенно непонятны окружающим. Но и они запоминаются и «записываются» в книгу памяти. Другими словами, существуют две параллельные системы записи, совсем как в бухгалтерском учете. Хотя, согласно Блейлеру, обе системы взаимодействуют друг с другом, различие между ними сохраняется. Обе версии реальности похожи на правду, но люди, страдающие от бреда и галлюцинаций, понимают, что загадочный вариант реальности проживают только они.

Уж лучше в голове будет хоть что-то, чем вообще ничего

Тех, кого прежде беспокоили самостоятельные психотические переживания, возникновение второго фильма, как правило, поражает как ударом молнии. Чем больше дыр появляется в словесной сетке, тем больше лазеек, через которые бредовая версия реальности может прокрасться в жизнь. Дезориентация и растерянность делают мир мыслей очень восприимчивым к заблуждениям и галлюцинациям. Но так ли это плохо? Не всегда. Для сознания, лишенного слов и историй, иллюзии и галлюцинации предлагают выход из небытия. Они дают хоть способ спасения, чтобы вы не погрузились в черную дыру отчаяния.

Первый человек, который взглянул на ситуацию с позитивной стороны, был Даниэль Пауль Шребер (1842–1911). Шребер был блестящим немецким юристом, который трижды в своей жизни переживал острые приступы психоза. Каждый раз Шребера помещали в психиатрическую клинику, и его книга «Воспоминания невропатологического больного» (Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken, 1903) была опубликована после второго приступа. И по сей день это одно из самых ценных и известных автобиографических описаний психоза37.

Сохранились медицинские записи о втором пребывании Шребера в больнице. Сразу после поступления в лечебницу он был совершенно измотан, реагировал пассивно, смотрел перед собой в одну точку и почти не двигался – состояние, которое на профессиональном языке называется кататонией и мутизмом. Выдающиеся психиатры того времени, такие как Арнольд Пик[16] и Эмиль Крепелин[17], без сомнения, диагностировали бы у такого пациента, как Шребер, «раннее слабоумие» – заболевание, которое предполагает раннее ухудшение состояния, а также термин, который использовался в качестве стандартного обозначения психоза.

Когда язык больше не способен организовывать психическую жизнь человека, тому и правда может казаться, что он страдает деменцией. Однако важно отметить, что психотический эпизод не приводит к ослаблению разума или тела. Как предположил Блейлер, во время психоза слова просто теряют способность к организации, что создает впечатление, будто интеллект разваливается на части. Чем более явно слова ускользают из-под контроля сознания, тем острее ощущается этот мнимый умственный упадок.

Упадок, пережитый Шребером, был, несомненно, очень серьезным испытанием. Он описал его как «невообразимую катастрофу», в которой ему едва удалось спастись. Сначала он думал, что его мозг разрушается, а он страдает от раннего слабоумия. Потом все стало еще хуже. Шребер начал воспринимать свое тело как гниющий труп. Запах изо рта напоминал ему о разложении плоти, что навело его на мысль, что он уже мертв. Он стал тенью прежнего себя, не только физически, но и ментально: блуждающий в ничейной земле сознания.

Несмотря на свое состояние, Шребер все еще узнавал окружение. Однако оно было заполнено какой-то нереальной атмосферой. Улицы Лейпцига утратили привычный вид, и у него создалось впечатление, что наступил конец света. Так же он относился к окружающим – жене, персоналу, ухаживавшему за ним в клинике, и т. д. – как к уже умершим. Он по-прежнему видел их, но они были в его глазах всего лишь смутными тенями, причудливо блуждающими по лабиринтам его сознания. Все было ирреальным: и он сам, и его близкие, и его окружение.

В качестве последнего унижения Шребер потерял представление о времени. Согласно его истории болезни, период кататонии и мутизма продолжался около трех-четырех месяцев. Однако, по его ощущениям, это длилось целую вечность. Без будущего, без надежды он бесцельно блуждал по руинам своего сознания. Сказать, что такого рода переживания могут травмировать человека, это ничего не сказать. Как можно остаться целым и невредимым, если в собственном сознании вы уже умерли и теперь обречены вечно бродить без цели по миру, которого больше не существует?

К счастью, именно на этой стадии психоза бред и галлюцинации начали вдыхать новую жизнь в мир его мыслей. Какими бы фрагментарными ни были эти образы, они, по крайней мере, давали ему пищу для размышлений.

Как только Фрейд прочитал автобиографию Шребера, он тут же предположил, что бред и галлюцинации – это спонтанные реакции выживания. Идея, разумеется, вызвала споры: люди не могли поверить, что бред и галлюцинации, от которых большинство людей хотело бы избавиться, – на самом деле просто попытки справиться с патологическим состоянием. Или же попытки ослабить последствия психологической катастрофы в мире, утратившем главную организующую историю. И все же, по сути,