Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер Страница 33

ссоре за пастбища пастухов Авраамовых с пастухами Лота, начинают возникать некоторые поползновения к исключительному пользованию землей; а на позднейшей полукочевой ступени развития, как то мы видим у древних германцев, кочевье каждого отдельного отряда определяется границами. Я привожу эти факты для того, чтобы показать установленную вначале тождественность класса воинов с классом землевладельцев. Потому что и в тех группах, которые живут охотой, и в тех, которые занимаются скотоводством, рабы одинаково исключены из пользования землей, а свободные люди, которые в то же время и воины, само собою разумеется, становятся владетелями территории. Эта связь, под различными видоизменениями форм, долго существует и на последующих ступенях социального развития – противное вряд ли и возможно: так как на ранней ступени оседлости земля составляет почти исключительный источник благосостояния, то неизбежно случается, что во времена господства принципа «сила есть право» личная сила и владение землей идут рука об руку. Отсюда следует факт, что везде, где вместо того, чтобы принадлежать целой политической общине, земля является разделенной между составными сельскими общинами, или между семействами, или же между отдельными лицами, владение ею обыкновенно соединяется с военными занятиями. В Древнем Египте всякий солдат был землевладельцем и «имел участок земли около шести акров». В Греции вторгнувшиеся эллины, вырывая обладание землей из рук прежних собственников, соединяли военную службу с землевладением. В Риме также «каждый свободный собственник от семнадцатилетнего до шестидесятилетнего возраста был обязан службою… так что даже вольноотпущенник должен был служить, если каким-нибудь исключительным случаем он делался владетелем земельной собственности. Подобное же встречаем мы и в древней тевтонской общине: составленная из воинов по профессии, армия общины включала в себя массу свободных людей, устроившихся семействами и сражавшихся за свои дома и очаги», – эти свободные люди, или стрелки (markmen), владели землею частью сообща, частью на правах личных собственников. Равным образом и древние англичане «селились на занимаемой ими земле родственными группами (cognationes), происшедшими от их расположения на поле битвы, где каждая родственная группа предводительствовалась офицером, выбранным из своего рода по взаимному соглашению; и до такой степени была тесна эта зависимость, что «тан за дурное командование на войне терял свое наследственное право на владение землею».

Из первоначальной связи между воинскими занятиями и владением землей, естественным образом возникающей из общего интереса, который имеют индивидуальные или коллективные владетели земли при защите от нападений, возникает с течением времени дальнейшая связь. Так, с военными успехами прогрессирует и социальное развитие, дающее все большее и большее могущество господствующему правителю; а у этого последнего входит в обычай награждать военных предводителей участками земли. Древние египетские государи награждали отличившихся военными подвигами офицеров «участками коронной земли». Когда варвары вошли в состав римских войск, «им, согласно обычаю, господствовавшему в римской армии, было назначено жалованье землею. Эта земля отдавалась солдату под условием, чтобы сын его также поступал в ряды войска». А то, что родственный с этим обычай идет сквозь весь феодальный период, составляет общепризнанную истину; из него возникло временное феодальное пользование землей, и поводом к исключению женщин из права на наследование земли послужила их неспособность носить оружие. Достаточным примером установленного отношения может служить и тот факт, что «Вильгельм Завоеватель… разделил свое королевство на части приблизительно равного достоинства числом около шестидесяти тысяч и распределил их между солдатами сообразно заслугам каждого» и что одним из своих законов он требовал от всех владельцев земли «клятвы в том, что они признают себя вассалами или ленниками (временными владельцами)» и «будут защищать землю и титул своего государя, точно так же, как и его особу, являясь в военное время вооруженными и на конях».

По гербам графских фамилий и по портретам их предков, представленных большей частью в военных костюмах, мы можем видеть, до какой степени долго держалась эта первоначальная связь между воинскими занятиями и землевладением.

§ 459. Исходя из того, что класс воинов, или людей, носящих оружие, есть вместе с тем в первоначальных трибах и класс людей, владеющих землей на правах коллективной или личной собственности, мы приходим к вопросу: каким образом дифференцируется этот класс на дворян и просто свободных граждан?

Самый общий ответ на это будет, естественно, состоять в том, что с того момента, как состояние однородности неизбежно делается неустойчивым, время неизбежно вносит неравенство положений в среду тех, чье положение первоначально было равным. Раньше достижения обществом полуцивилизованной стадии развития дифференциация не может быть решительной, потому что до нее большое накопление богатств является невозможным и потому что еще нет законов о наследовании, которые дают такую важную поддержку этому накоплению. Но в пастушеских, а еще более в земледельческих союзах, и особенно там, где уж установился закон наследования по мужской линии, появляются различные причины, благоприятствующие дифференциации. Первая из них – это неодинаковая степень родства с родоначальником.

Очевидно, при смене поколений новые потомки отдаленных линий все далее и далее расходятся со старшими потомками ближайших линий и степеней родства. Таким образом возникает социальное неравенство; как обязанность кровавой мести за убитого члена фамилии не простирается далее известной степени родства (в древней Франции не далее седьмого колена), так же точно и никакие другие отличия не переходят за этот предел. От этой же самой причины возникает и неравенство имущественное. Наследство старшего в роде от поколения к поколению ведет к тому, что те, которые по крови имеют наименее тесную связь с главой группы, оказываются также и наибеднейшими. Для содействия этим факторам является еще и следующий за ними фактор – а именно высшая степень могущества, которую дает большое богатство. Потому что в случае возникновения распрей между трибами богатейшие из них, имея лучшие средства защиты и возможность купить себе помощь, натурально имеют преимущество над беднейшими. Доказательством важности этой причины может служить факт, приводимый Генри Мэном: «Основатели части нашей новейшей европейской аристократии, а именно датской, были, как известно, поселянами, которые укрепили свои дома во время смертельной борьбы деревень и воспользовались этим преимуществом». Это превосходство власти или положения, однажды возникшее, возрастает различными путями. В предыдущей главе мы видели уже, что общины в известной степени возрастали через миграцию в них членов других общин, иногда преступников, иногда же тех, которые у себя подвергались угнетению. Часто в тех случаях, когда эти беглецы оказываются принадлежащими к расе более высокого типа, они становятся правителями (так во многих трибах горных индийцев – раджи индусского происхождения); в случаях же принадлежности их к той же самой расе и если они не могут сами стать повелителями, то пристают к наиболее могущественным вождям принявшей их трибы.

Иногда