Мода и границы человеческого. Зооморфизм как топос модной образности в XIX–XXI веках - Ксения Гусарова Страница 34

нелепой и безнравственной моды, то иллюстраторы «Антологии», возможно, радовались случаю нарисовать красивые женские ножки. Укорочение юбок на картинках в «Антологии» также могло служить некоторой инфантилизации героинь, подчеркиванию их девического статуса в противовес зрелой женственности: как известно, детские платьица Викторианской эпохи были совсем коротенькими, постепенно удлиняясь по мере взросления девушки.

Из элементов облика «современной девушки», на которых останавливает свое внимание Линн Линтон, один совершенно обойден вниманием художников «Антологии» – это глубокое декольте. Скорее всего, отсутствие этой детали связано с требованиями приличий в отношении издания, ориентированного в том числе на девическую аудиторию. Исключительная «пристойность» этой публикации – один из лейтмотивов в рецензиях современников (Moruzi 2009: 12). Кроме того, «Антология» фокусировалась на дневных занятиях «современной девушки», в первую очередь спортивных, предполагавших совершенно закрытый костюм. Любопытно, однако, что на слова Линн Линтон о неуместной декольтированности девичьих платьев, по-видимому, живо откликнулся «Панч» в рассмотренном выше выпуске за 11 июля 1868 года. И описание модного наряда без «какого-либо подобия лифа», и мысль о том, что этот фасон подсмотрен у дам полусвета, в заметке «Панча» кажутся заимствованными из «Субботнего обозрения», где Линн Линтон писала: «Если станет известно, что какая-нибудь отъявленная модная распутница где-то появилась в платье, открывающем лопатки, и с золотой цепочкой в качестве, по ее мнению, достаточной замены рукава, современная девушка назавтра же последует ее примеру; а потом будет удивляться тому, что мужчины порой по ошибке принимают ее за ту, что послужила ей образцом» (Lynn Linton 1888: 4). При этом можно наглядно проследить трансформацию изначально преувеличенного образа в сторону все большей гипертрофированности: упоминаемый Линн Линтон глубокий вырез и цепочка вместо рукава (будто предвосхищающие наряд «Мадам Икс» на скандально знаменитом портрете Сарджента 1884 года) в версии «Панча» редуцируются до полного исчезновения.

С другой стороны, в иллюстрациях «Антологии» выходят на первый план детали, отсутствовавшие в описании Линн Линтон, такие как туфли на высоких каблуках, огромные шиньоны и уже упоминавшийся выше «древнегреческий изгиб» модной фигуры. Такая осанка воспринималась как подражание положению корпуса в статуе Венеры Медичи, предположительно созданной в Афинах в I веке до н. э., – именно поэтому изгиб именовался «древнегреческим». В этой связи нельзя вновь не вспомнить, что именно эту скульптуру Дарвин называет эталоном красоты – который в то же время ценен своей уникальностью и не радовал бы глаз, будучи воспроизведен в каждой женщине. Та же мысль присутствует в еще одной статье Линн Линтон для «Субботнего обозрения»: «Со временем можно устать и от самого совершенного образца, если он слишком часто повторяется» (Ibid.: 49). Ранее я отмечала аспекты моды XIX века (изготовление на заказ и в домашних условиях), в которых можно усмотреть аналогию «горизонтальных» вариаций, создающих синхроническое фенотипическое разнообразие внутри биологической популяции. В то же время я указывала, что понимание модных тенденций у большинства авторов второй половины столетия ближе к ламаркову, а не к дарвинову пониманию эволюции: фиксируется лишь последовательная («вертикальная») смена фасонов и отделок, тогда как мода того или иного периода мыслится типологически, без учета индивидуальных различий. Такой подход особенно заметен в рассуждениях о «древнегреческом изгибе»: женщины, предположительно, отталкиваются от античного образца, варьируя его в поисках разнообразия и в стремлении к крайностям. Предпочтение, отдаваемое гипертрофированным формам и новизне, Дарвин считал универсальной характеристикой вкуса, руководящего отбором и в человеческом мире, и в природе в целом. Однако «современные девушки» в результате своих эстетических поисков оказываются совершенно одинаковыми – Венера же сохраняет и свою уникальность, и гармоничную (в противовес модным «уродствам») внешность.

Эта идея выведена на первый план в карикатуре Джорджа Дюморье из «Альманаха Панча» за 1870 год «Венера Милосская, или Современные девушки двух разных эпох» (ил. 2.14)[64]. Статуя богини (на этот раз в иной иконографии) на ней окружена толпой «современных девушек», которые разглядывают ее (одна даже использует лорнет) и наперебой (вернее, как отмечается в подписи, развивающей идею античной стилизации, «хором») сыплют пренебрежительными комментариями: «Посмотрите на ее здоровенную ступню! А талия-то какова! – а что за смехотворно крошечная голова! – и без шиньона! Она не леди. Ах, какое страшилище!» Сами зрительницы, конечно же, затянуты в корсеты, разряжены по последней моде, носят огромные шиньоны и крошечные шляпки и кокетливо демонстрируют маленькую туфельку из-под укороченных юбок. Все эти приметы времени: и положение ноги, и наклон корпуса, и прическа – рассматриваются как модификации античного образца, доведенные до абсурдного предела. Нелепость облика современной модницы подчеркивается за счет многократного повторения ее фигуры: мы видим не менее полудюжины одинаковым образом выставленных ножек и изогнутых талий. И хотя в деталях туалета наблюдается большое разнообразие, пропорции и пластика тела выдают в модных красавицах особей одного вида, разительно отличающегося от представленного статуей образца, из которого позднейший тип, предположительно, эволюционировал.

В неявной форме это противопоставление воспроизводится в другой карикатуре Дюморье того же года (ил. 2.15). Рисунок, изображающий трех замужних дам, озаглавлен «Дискуссия» и снабжен довольно подробной подписью, где в третьем лице излагаются взгляды каждой из героинь на безопасность женщин в городском пространстве: «Миссис Браун (на картинке слева) находит ужасно досадным, что в Лондоне женщина не может выйти на улицу одна без того, чтобы какой-нибудь незнакомый мужчина не пошел за ней, не попытался заговорить или еще как-либо не стал ей докучать. Так, по крайней мере, было с нею. Миссис Джонс (с перьями на шляпе) разделяет ее мнение. Она ни на шаг не выходит из дома в одиночку – ее муж никогда бы не допустил ничего подобного. И все равно мужчины непременно глазеют на нее самым оскорбительным образом. Миссис Робинсон (в центре) слышит это с большим удивлением. Хотя она частенько гуляет одна, до сих пор ей ни разу не приходилось сталкиваться с неудобствами того рода, что описали миссис Браун и миссис Джонс» (Discussion 1870). Миссис Робинсон, как можно догадаться из процитированного текста, одета в простое платье для прогулок длиной до пола. Она – современная инкарнация античной Венеры, являющая идеал «естественного» облика женщины.

Две другие дамы изображены в костюмах того типа, который закрепился к этому времени за репрезентациями «современной девушки». Подолы их платьев неприемлемо короткие, на юбках громоздятся многие ярусы отделки, причем в области турнюра создающие дополнительный объем множественные слои ткани расходятся в разные стороны подобно лепесткам цветка или крыльям насекомого; верхняя часть платья украшена чуть скромнее, но в обоих случаях выделяется белый воротник с декоративным бантом. На головах у женщин объемные прически. Они представляют две ключевые тенденции этого времени, активно обсуждавшиеся – и осуждавшиеся – в печати: на миссис