Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов Страница 19

более сложным отношениям. Одно несомненно: распад советской империи не является ни унизительным, ни противоестественным для России. Лишенная своих колоний, Россия не обеднеет экономически, как и не потеряет своего политического значения. Освобожденная от оккупационных и насильственных стремлений, она окажется перед истинными своими проблемами: построением свободного демократического общества, религиозным возрождением и созиданием национальной культуры.

Такая перспектива у многих русских патриотов может вызвать чувство горькой обиды и негодования. Неужели вся русская история – крещение дикого народа князем Владимиром, Киевская Русь, татарское иго, мучительное возвышение Москвы, дело Петра, расцвет культуры XIX и начала XX веков, пророчества Хомякова и Достоевского, кошмар революции, кровь и невероятные страдания народа – должна окончиться взрывом сепаратистских страстей или «демократией западного типа» с парламентом и борьбой профсоюзов…

Горечь и негодование вполне понятны. Но не эти чувства должны владеть нами. Вопиющий к небу грех преступления наших отцов и дедов не изжит; сросшись с нашими сердцами, он парализовал волю и стремление к нравственному очищению. Почти все мы пытаемся не думать об этом, закрыть глаза, уйти от ответственности. Но есть ведь и пределы падению и бесчестью. Поэтому не упразднился, но с еще большей силой звучит сегодня призыв Хомякова:

За все, за всякие страданья,

За всякий попранный закон,

За темные отцов деянья,

За темный грех своих времен,

За все беды родного края, —

Пред Богом благости и сил,

Молитесь, плача и рыдая,

Чтоб Он простил, чтоб Он простил!

Примечания

1. Два «понятия мессианизма и миссионизма часто смешиваются и подменяют одно другое, хотя между ними существует принципиальное различие. Мессианизм происходит от Мессии, миссионизм – от миссии. Мессианизм гораздо притязательнее миссионизма. Легко допустить, что каждая нация имеет свою особую миссию, свое призвание в мире, соответствующее своеобразию ее индивидуальности. Но мессианское сознание претендует на исключительное призвание, на призвание религиозное и вселенское по своему значению, видит в данном народе носителя мессианского духа. Данный народ – избранный народ Божий, в нем живет Мессия». Н. А. Бердяев, «Алексей Степанович Хомяков», М., 1912, стр. 209.

2. Г. Шпет. «Очерк развития русской философии». Пг., 1922, стр. 37.

3. А. В. Карташев. «Очерки по истории русской Церкви», т. I, II. YMCA-Press, 1959, стр. 368–369.

4. Там же, стр. 374.

5. Н. А. Бердяев. «Истоки и смысл русского коммунизма». П., 1957, стр. 10–11. См. также соответствующие главы в трудах о. Г. Флоровского. «Пути русского богословия», П., 1937, и А. В. Карташева. «Очерки по Истории русской Церкви». П., 1959.Там же библиография.

6. Г. В. Флоровский, цит. соч., стр. 503–504.

7. Н. А. Бердяев, «А. С. Хомяков», стр. 2.

8. Цит. по книге С. А. Венгерова, «Передовой боец славянофильства». Константин Аксаков. СПб., 1912, стр. 187.

9. Это можно встретить и у А. Хомякова, хотя его попытки вывести англичан из угличан и признать их славянами и т. п. не являются, тем не менее, основными в его построениях.

10. Е. Н.Трубецкой, «Старый и новый национальный мессианизм». «Русская мысль», М.,1912,№ 3, стр. 97.

11. В своих «Исторических письмах» он писал; «Дорого заплатило человечество за то, чтобы несколько мыслителей в своем кабинете могли говорить о прогрессе. Если бы… вычислить сколько потерянных жизней… приходится на каждую личность, ныне живущую человеческой жизнью, наши современники ужаснулись бы при мысли, какой капитал крови и труда израсходован на их развитие… Я сниму с себя ответственность за кровавую цену своего развития, если употреблю это самое развитие на то, чтобы уменьшить зло в настоящем и будущем». Н. К. Михайловский это чувство выразил с еще большей силой, сформулировав крайности своего поколения: «Пусть нас секут. Мужика секут же!».

12. Неверно считать, что «революцию сделали масоны, евреи и инородцы». Это крайне упрощенная точка зрения. Масонство имело влияние на Февральскую революцию, но не на Октябрь. Евреи же, активно участвовавшие в революционном движении, были вызваны к революции не мифическим «сионистским заговором», а злобным шовинизмом русского государства. Что же касается так наз. «инородцев», то следует заметить, что большевизм почти без труда утвердился в Петербурге и Москве, но встретил отчаянное сопротивление окраин. Великороссия почти не знала гражданской войны, которая происходила за ее границами. Это очень важный момент, так как границы советской России сразу же после прихода большевиков к власти почти совпадают с границами Московского царства. То же самое можно наблюдать и в отношении к 1942–1943 гг. Как бы ни объяснять этот факт, несомненно одно: Великороссия питала большевизм больше, нежели какая-либо другая почва.

13. У В. В. Розанова, одного из самых чутких русских писателей XX века, в «Апокалипсисе нашего времени», написанном в дни революции, есть такие строки: «Былая Русь»… Как это выговорить? А уже выговаривается»… Русь слиняла в два дня. Самое большее – три. Даже «Новое Время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась, вся до подробностей, до частностей. И, собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была эпоха, «два или три века». Здесь – три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Страшным образом – буквально ничего»…

14. См. его статью «Русский человек» в сб. «Новый Град». Нью-Йорк, 1952.

15. Предисловие к книге А. Белого «Мастерство Гоголя». М.-Л., 1934, с. 5.

16. «У нас видят в языке и государстве чуть ли не исчерпывающую характеристику нации. Ну, так есть или был народ, который сохранил и язык и государство, перестав быть самим собой. Я говорю о греках. Кто серьезно признает в современных греках соотечественников Перикла и Сократа? А между тем литературный язык их чрезвычайно близок к классическому. В Византии писали почти чистым греческим языком, конечно с легкими переменами в словаре, но не большими, чем это обычно в многовековой истории единого народа. Римская империя, в составе которой жили классические греки со второго века до Р. X., не была разрушена. Государство, которое мы называем условно Византией, само себя называло Римской Империей. А между тем духовный тип византийского грека настолько далек от классического, что их можно просто считать антиподами. Как же, в какой момент времени совершилось перерождение классического типа? Для этого не надо было тысячелетия, процесс совершился гораздо более быстро, хотя и незаметно для современников. В третьем веке по Р. X. греческая литература (Плотин) еще бесспорно принадлежит классической древности. В пятом веке столь же бесспорно – Византии. Перерождение произошло за одно столетие. IV век был временем принятия христианства и острой ориентализации Империи. Этих