Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров Страница 50

класс» (до 10 % от всего населения). Сюда входят как «белые воротнички» (топ-менеджеры, владельцы небольших предприятий, высококвалифицированные специалисты, менеджеры среднего звена), так и «синие» (высококвалифицированные рабочие). Их кредо-интеллект, трудолюбие, порядочность, воля, личная свобода и права человека. «Средний средний класс» охватывает еще 15 % населения из числа «синих» (квалифицированные рабочие) и «голубых» (интеллигенция – педагоги, врачи – и служащие) воротничков. Для первых свобода означает возможность заниматься любимым делом, для вторых – право выражать свое мнение. Обе группы нацелены на обогащение. С «верхним средним классом» их роднит ориентация на жизненный успех, стремление к личной свободе и богатству, высокая оценка интеллекта и трудолюбия. «При этом они выступают за сильное государство, порядок и законность в стране».

Следующие три социальные группы образуют многочисленный «низший класс». «Верхний низший класс» (19 %), который исследователи помещают в «зону благополучия», весьма сложно структурирован: в него оказались сведены и интеллигенты, и рабочие, и учащаяся молодежь. Объединяет их более низкий, чем у «низшего среднего класса», уровень жизни. У интеллигентов это связано с их малооплачиваемой работой на государство. Здесь же оказались «учащиеся, чья профессиональная карьера еще впереди». «Средний низший класс» (25 %) охватывает мало– и неквалифицированных работников физического труда, в том числе селян. Для них свобода существенно менее важна, чем порядок и социальная справедливость. В приоритете из человеческих качеств – трудолюбие, доброта и милосердие. Замыкающий «низший низший класс» почти полностью состоит из пенсионеров (31 %). Это люди пожилые, с низким уровнем образования, мало ценящие свободу и отдающие приоритет равенству. Последние два класса на момент проведения исследования еще не вполне адаптировались к рыночным переменам – в отличие от трех верхних классов. Соотношение, как видим, шаткое: 44:46 не в пользу «адаптантов». Однако авторы считают, что «для пятнадцати лет жизни в новых условиях это очень неплохой результат». Как правило, эти люди прямо работают на частного собственника либо живут в городах, где активно развивается частный бизнес.

Именно эта, адаптированная часть общества, материально обеспечена в два-четыре раза лучше, чем в позднем CCCP но вдобавок располагает свободой и питает позитивные надежды на будущее. А значит, представляет собой мощную «социальную опору для развития капитализма». Имеется и социальный резерв для расширения такой опоры: слой квалифицированных рабочих, которые «приняли ментальную базу капитализма – жесткую трудовую этику и частную ответственность за частную жизнь». Многие из них хотели бы иметь свой бизнес… В целом, полагают авторы исследования, «социальная динамика носит позитивный характер, что выражается в росте числа самодеятельных, в том числе нацеленных на активное саморазвитие сообществ, очень значительном усложнении структуры общества и образовании новых многообразных связей». Господствующие настроения «далеки оттого состояния апатии и уныния, которые ему сегодня часто приписываются». Но что же происходит с зоной бедности, которая остается существенно шире «зоны благополучия» (60 % от всего населения и 40 % – от социально активного, то есть за вычетом пенсионеров)? Эти слои от пришествия капитализма почти ничего не выиграли, но многое проиграли. Что делать с ними и какая госполитика нужна, чтобы помочь им? Важно, что бедность в «реальной России» сосредоточена главным образом в нескольких социальных и территориальных зонах: сельская местность и малые города; система здравоохранения и образования; госсектор; пенсионеры. Соответственно, и политика по искоренению бедности и нищеты, по мнению авторов, должна всячески способствовать расширению зоны капитализма, ведь именно работа в частном секторе ведет людей к благополучию.

Тем более что «огромная масса людей заражена идеей предпринимательства, и государство и политики обязаны создать им условия». Но эти условия уже не ограничиваются юридической и административной областями – нужна «содержательная помощь. Местные власти должны уметь задавать контуры экономического развития своей территории, определять те сферы хозяйства, в которых регион может иметь конкурентные преимущества, учить людей тому, чего они не умеют». Для этого необходим приход «в региональную власть людей из бизнеса». Центральным же властям следует сосредоточиться на «развитии транспортной системы (как иначе осуществлять товарный обмен?) и проникновении вглубь страны финансовой, прежде всего банковской системы». Отдельные приоритеты – всяческое стимулирование развития сельского хозяйства и строительной отрасли. Сферу здравоохранения и образования надо активнее переводить на самофинансирование – люди готовы за них платить, и приход сюда частных денег вытянет из бедности занятых здесь. Самая же сложная проблема – реформа пенсионной системы, которая необходима, чтобы улучшить жизнь почти трети россиян… Итак, начиная с анализа социальной структуры, исследователи весьма быстро заняли определенную политическую позицию защиты интересов отечественного бизнеса (хорошенько замаскированного в гуще «верхнего среднего класса»). То, что хорошо для него, решили считать хорошим и для людей. Мягко говоря, идеализированное представление о природе и достоинствах капитализма, особенно капитализма полупериферийного, – какой, собственно, и развивается в «реальной России».

Общество неравных возможностей

Социальная структура современной России

Под ред. Натальи Тихоновой

М.: Весь Мир, 2022

Интересный подход к структурированию нашего общества, устройство которого остается предметом острых дискуссий, предложил коллектив исследователей Института социологии РАН и Высшей школы экономики во главе с признанным гуру в изучении социальной стратификации российского общества Натальей Тихоновой. Отталкиваясь от давней «концепции жизненных шансов» Макса Вебера, авторы предлагают использовать для определения места конкретного человека в социальной структуре не уровень его дохода, наличие собственности или классового сознания, а «жизненные шансы как признаки имеющихся дополнительных по отношению к средней существующей в обществе норме возможностей, а также жизненные риски как индикаторы… отклонения от социетальной „нормы“». Шансы и риски бывают очень разные, их пространство многомерно, но в нем можно провести несколько ключевых координатных осей. Более того, доминирование шансов или рисков «позволяет выделить основные элементы вертикальной социальной иерархии – страты». Грубо, в верхней страте доминируют шансы, в нижней – риски, в средней того и другого примерно поровну. Чем такой тип стратификации эвристичнее по сравнению с другими? Тем, отвечают авторы, что «проблема социальных неравенств, лежащих в основе… российского общества, не сводится к противопоставлению… „верхушки“ и массовых слоев».

Массы также сильно дифференцированы между собой – не только по доходам, но и по реальным возможностям и рискам. «Один и тот же уровень дохода может сопровождаться разным качеством жизни в плане соотношения доступных жизненных шансов и возможностей». Можно говорить о «положительной и негативной привилегированности минимум в четырех важнейших доменах: сфера экономической безопасности (экономические условия жизни), производственная сфера (ситуация на работе), сфера образования и здоровья (возможности сохранения и наращивания своего человеческого потенциала), а также сфера потребления и досуга». Есть и другие сферы, но с учетом текущего уровня развития нашего общества они пока не так актуальны для россиян. И