Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 40

к открытому конфликту между ними. Партизанское действие посредством болгарских гайдуков поставило бы союзные силы в положение наполеоновской армии в Москве в 1812 году, а попытка продвигаться к Дунаю сделала бы французские и английские войска жертвой эпидемических болезней, которые «потрясут в основании бодрость духа»[475]. Малейшая неудача на поле боя или попытка отступление имели бы те же последствия, с которыми столкнулись французы в ходе отступления из Москвы. Башибузуки, делии, албанцы, жители Делиормана, гайдуки и клефты не упустили бы возможности поживиться за счет союзных войск[476].

Липранди также полагал бессмысленными возможные высадки британских войск в южной Албании и французских в Шкодре. Продвижение первых можно было сдержать, задействовав славянские элементы среди албанцев, что обратило бы албанцев против англичан и сделало бы уязвимым их положение на Ионических островах[477]. Еще более существенный славянский элемент в северной Албании делал французскую высадку там тем более опасной. Если бы французы попытались высадиться в Шкодре и продвигаться на восток, черногорские, сербские и болгарские гайдуки начали бы так же сильно беспокоить французские колонны, как это делали черногорцы, остановившие попытки французов проникнуть из Иллирии в Сербию во время Наполеоновских войн. Липранди исходил из того, что операционная линия русских войск пройдет через западную часть Дунайской Болгарии и забалканские болгарские территории, и потому не ожидал особых затруднений для русской армии в случае высадки англичан и французов под Варной или Бургасом. В обоих случаях у союзников недоставало бы кавалерии, а их пехоту в случае продвижения на запад навстречу русской армии беспокоили бы болгарские гайдуки[478].

Предлагаемая мобилизация болгарских гайдуков для малой войны на территориях с преобладающим болгарским населением полностью соответствовала бы характеру разразившегося конфликта, как его представлял себе Липранди. По его мнению, в этом противостоянии решалось, обретут ли православные славяне «свободу вероисповедания» или останутся «под политическим игом мусульман». Эта война должна была решить, «достигнет ли Запад до влияния, хотя косвенно, над этими славянскими племенами», или же Россия достигнет «полного преобладания в религиозном и политическом отношениях над этими племенами». По мнению Липранди, эти вопросы должны были разрешиться не в Северном море и не на Балтике, но на берегах Дуная, в пространстве между этой рекой, Босфором, Мраморным морем и Адриатикой, «среди ядра народа Болгарского»[479]. Это обстоятельство вынуждало весь мир обратить внимание на болгар, как на «единственно земледельческий и промышленный класс Европейской Турции», и предоставляло им «главную роль» в этой борьбе. По мнению Липранди, «сочувствие Болгар к России, проистекающее от единоверия, от соплеменности, от ближайшего против всех других Славянских наречий, сходства языка и от многих исторических воспоминаний, еще недостаточно поколеблено происками и кознями ее завистников». «Одушевившись это славное племя могло бы только тяжестью своего народонаселения… одно подавить турок» и тем самым положить конец как самой Османской империи, так и ее союзу с западными державами[480].

Предположения Горчакова относительно настроений болгарского населения сформировались и под влиянием Н. Х. Палаузова, одного из глав болгарской общины Одессы[481]. Уже в июле 1853 года Палаузов направил главнокомандующему записку под названием «О нынешнем положении Болгар в Европейской Турции». В ней автор представил в самых мрачных тонах беззаконие, царившее в османской провинции, обличал тяжелые налоги, усугублявшиеся практикой налоговых откупов, и сокрушался по поводу усилий греческого духовенства остановить успехи просвещения среди болгар. Он также отмечал желание болгар обрести политическую автономию по примеру Сербии, Валахии и Молдавии и подчеркивал верность болгар русскому царю[482].

В январе 1854 года Палаузов направил российскому командованию еще одну записку, в которой рассмотрел болгарский вопрос с военной точки зрения. Для начала он обратил внимание на то, что в ходе предыдущих русско-турецких переговоров про Болгарию неоднократно «забывали» после того, как она служила местом «страшных побоищ». Хотя это не подорвало преданности болгар России, Палаузов указывал на непрекращающиеся пропагандистские усилия «ренегатов западной Европы, врагов общественного порядка», а также британских, французских и австрийских агентов, стремившихся именно к такому результату. Поддерживавший контакты со своими соплеменниками в Османской империи, Палаузов заверял русское командование в том, что болгары «все готовы возстать и свергнуть с себя иго турецкое, но возстание основывают на содействии и пособии России»[483]. По утверждению Палаузова, не менее 100 000 болгарских всадников готовы встать под русские знамена в случае, если Россия предоставит им оружие, и это число многократно увеличится в случае массового восстания. Такое восстание не было ни возможным, ни желательным до тех пор, пока русские войска не перейдут Дунай, однако болгар можно было к нему подготовить посредством специально посланных к ним эмиссаров. Одновременно было бы полезным назначить болгарских представителей для пребывания при ставке, в корпусах и при волонтерских отрядах, которые предстояло создать в Молдавии и Валахии[484].

Прикрепленный к русской ставке в Бухаресте для связей с болгарами, Палаузов способствовал созданию волонтерских отрядов из болгар Молдавии, Валахии и Бессарабии с целью ведения малой войны после перехода русскими войсками Дуная. В то время как партизанский отряд Липранди в 1829 году предназначался для замирения мусульманского населения, Палаузов видел в «малой войне» средство поднять болгар на восстание. По словам двоюродного брата Н. Х. Палаузова С. Н. Палаузова, который также служил при ставке, «[н]еобходимость народного восстания в Болгарии очевидна: восстание это не только облегчит военные наши действия в Балканах и при их переходе, но и даст возможность к скорейшему достижению цели, к которой стремимся для освобождения угнетенных христиан Турции»[485].

Для Палаузовых, как и для других активных представителей болгарской общины в России, новая русско-турецкая война была прежде всего возможностью добиться автономии, если не полной независимости Болгарии, что составляло предмет их устремлений с 1829 года, если не ранее[486]. О таком же оппортунизме ради достижения высшей цели свидетельствуют и действия болгарского революционера Георгия Савы Раковского, предводителя подавленного в зародыше болгарского восстания в валашской Брэиле в 1843 году. Отбыв срок в османской тюрьме, Раковский затем занялся адвокатской длительностью и торговлей в Константинополе[487]. После вступления русских войск в княжества он начал переговоры с османским военным министром Мехмедом Али-пашой и министром иностранных дел Решид-пашой, предложив им вооружить болгар и задействовать их против русской армии[488]. После того как османы отвергли его предложение, один из эмиссаров Раковского вышел на русского консула в Белграде Н. Я. Мухина и сообщил ему о существовании тайного болгарского общества, которому якобы удалось собрать почти миллион пиастров и использовать их для вооружения 3600 волонтеров