Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев Страница 4

в 1485 году был покорен еще один извечный антагонист московских князей – Тверь. Расширение Великого княжества Московского и планомерная военная централизация отзывались успехами на международной арене. Так, после великого стояния на реке Угре Русское государство уже окончательно и бесповоротно избавилось от политической зависимости от татар – точнее говоря, Большой Орды. Так что 11 ноября (дата завершения «стояния») Россия вполне могла бы отмечать свой День независимости.

Шли в гору и дела казанские. В 1487 году Иван III послал в ханство большую рать вместе с царевичем Мухаммед-Эмином, буквально взращенным в Москве, чтобы однажды стать ее ставленником на казанском троне. «Того же лета, июля в 20, — сказано в Воскресенской летописи, – город Казань взяли воеводы его, а царя поимали… И князь великий Иван Васильевич царя Махмед Аминя из своей руки посадил на царство в Казани»[10]. До полного завоевания волжского ханства было еще далеко, но установление в нем первого русского протектората стало гигантским шагом в эту сторону.

Не менее благоприятно все складывалось на западном внешнеполитическом направлении. Сперва у Литвы удалось отвоевать Вязьму и мезецкую землю. А по итогам очередной порубежной войны 1500–1503 годов Москве и вовсе отошла без малого треть Великого княжества Литовского – брянские, новгород-северские земли, Чернигов и Гомель. Благоволила удача русским войскам и в короткой Московско-ливонской войне 1480–1481 годов, в результате которой был заключен выгодный для Ивана III мирный договор. Одновременно московские «конкистадоры» вели успешную экспансию на северо-восточном направлении, активно проникая в Пермь и на Северный Урал.

Наряду с ослаблением Орды и освобождением Москвы от дани, достижения времен Ивана III объясняются созданием поместного войска. При всей многочисленности оно в значительной степени обеспечивало себя самостоятельно и минимально нагружало государственную казну. Не менее важным фактором возвышения Русского государства стало формирование бюрократической машины нового типа. Вокруг думных дьяков – предтечи министров – расползались молодой порослью аппараты подьячих и помощников, которые постепенно складывались в отраслевые приказы. Это позволило Москве эффективно курировать вопросы логистики, снабжения, связи, без чего о перечисленных военных успехах и территориальных приращениях оставалось только мечтать. В итоге политический престиж Московской Руси возрос настолько, что западная дипломатия попыталась втянуть ее в борьбу против главной грозы христианского мира – Османской империи. Для этого Папский Престол даже устроил свадьбу овдовевшего Ивана III c Зоей (Софьей) Палеолог, племянницей убитого турками последнего византийского императора. По мнению выдающегося исследователя русского Средневековья Руслана Скрынникова, тогда же и зародилась максима «Москва – Третий Рим», навеянная именно Западом.

В этом контексте интересно письмо 1473 года от венецианского сената московскому правителю с просьбой освободить взятого под стражу посла Тревизано, который направлялся к хану Большой Орды с целью заключить с ним антитурецкое соглашение. В послании разъясняется, что венецианец и не думал натравливать татар на Москву. Напротив, он должен был склонить хана послать войска на Дунай, в Валахию, «в целях подавления общего врага всех христиан, захватчика Восточной империи, которая – в случае, если не будет наследников мужского пола, – по праву принадлежала бы его высочеству (Ивану III) через его светлейший брак»[11]. Своей приторностью тон письма напоминает хвалебную оду вороне из басни Крылова: «Голубушка, как хороша».

Достижения времен Ивана III нельзя поставить в заслугу одному человеку, пусть даже и самому выдающемуся. Гигантское количество усилий нескольких поколений князей, храбрых воинов, дотошных дьяков и, конечно же, «богатыря-пахаря Микулы» перешли наконец в новое качество при первом русском Государе. Но именно он стал скрепой новой Руси, которой было суждено вовлечь в свою орбиту практически все татарские юрты.

Военно-политические аспекты русско-казанских отношений, или Почему доброго соседства не получалось

Не успела Москва окончательно скинуть с себя ордынский аркан и обзавестись «имперским» двуглавым орлом, как уже амбициозно устремила свои взоры на два внешнеполитических направления. Западное заключалось главным образом в борьбе с Польско-Литовским государством. На Востоке же во главе угла стояли отношения с татарскими образованиями, выделившимися после распада Золотой Орды.

Во-первых, куда денешься от соседей? Во-вторых, некоторых из них, точнее говоря Крымское ханство, великий князь Московский пытался вовлечь в альянс против все той же Литвы. Последняя тоже активно искала опору в татарском мире и вступала в союзы с Большой Ордой.

Наиболее ярко расклад «Москва и Бахчисарай против Вильны и Сарая» проявился во время стояния на Угре 1480 года. Тогда внезапный набег крымчан на Подолию не дал великому князю Литовскому Казимиру вступить в военные действия, что во многом предопределило исход событий. В итоге было де-юре и де-факто покончено с московской зависимостью от Большой Орды, которая начала стремительно приходить в упадок, а в начале XVI столетия прекратила свое существование.

Итак, ненависть братьев-мусульман и по совместительству татар друг к другу перевесила неприязнь к литовским и русским кафирам. Крымская династия Гиреев смертельно враждовала с большеордынскими ханами, поскольку обе стороны стремились к гегемонии над рядом бывших юртов Улуса Джучи. Вторым (впрочем, не по значимости) яблоком раздора стали земли, причем не столько для людей, сколько для лошадей и скота. Таврида желала расширить свои степные пастбища за счет большеордынских территорий (в Германии XX века речь бы шла о лебенсрауме, концепции расширения жизненного пространства).

Какова же была роль Казанского ханства для Москвы и, наоборот, Москвы – для Казанского ханства, на всем этом внешнеполитическом театре? По мнению многих исследователей, уже с 60-х годов XV столетия великий князь Московский уделял больше внимания Казани, нежели своему дряхлеющему «повелителю» – Сараю. Постепенно прямой контроль над волжским ханством становится идеей фикс восточной политики окрепшего Русского государства.

Казанским же правителям пришлось довольно быстро оставить «Батыевы» замашки и ухватиться за установившийся паритет с Москвой. Впрочем, и равновесие сил оказалось мимолетным: если сыновья первого хана Улу-Мухаммеда направляли в Белокаменную своих ненасытных баскаков, то уже его внуки были вынуждены сами покориться вчерашнему даннику. Или же искать других сильных покровителей, которые своим клином вышибут московский с «подрайской землицы»[12].

Повторимся, что такое положение дел объяснялось рядом веских экономических (о них будет рассказано в отдельных главах) и военно-политических причин. Обозначим главные из них.

Вероятность сближения Казани с Большой Ордой

На первый взгляд Сарай был так же ненавистен Казани, как и Тавриде. Вражда эта зародилась еще до образования волжского ханства. В свое время представители утвердившейся в Большой Орде ветви Чингизидов сместили будущего основателя казанской династии Улу-Мухаммеда с сарайского трона.

Однако перед лицом общей внешней угрозы объединяются еще вчерашние заклятые враги. Даже крымский