Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон Страница 32

считается самым роскошным ножом Боуи, изготовленным в XIX в.[169] Рузвельт не пожалел средств и на пистолеты. Он купил пару шестизарядных револьверов Colt одинарного действия, калибром.44–40, со стволами длиной 7,5 дюйма (около 19 см), после чего в мае 1883 г. отправил их в нью-йоркскую фирму Schuyler, Hartley & Graham без накладок на рукояти — чтобы знаменитый мастер-гравер Луи Даниэль Нимшке украсил оружие. Новые накладки были изготовлены из слоновой кости. На одном из револьверов была изображена монограмма TR с одной стороны и голова бизона с другой — в память о первой крупной добыче Рузвельта. На втором, запасном револьвере по всей длине рукояти рукописным шрифтом было выгравировано полное имя хозяина. Стволы и другие крупные металлические детали обоих револьверов мастер искусно украсил чеканными завитками и сложными геометрическими узорами[170]. Прилагавшиеся к ним кожаные кобуры были украшены тонким тиснением и внутри выложены замшей. Эти три изящных предмета, а также костюм из оленьей кожи с бахромой, который он заказал у швеи в Амидоне (Северная Дакота), сразу же выдавали в Рузвельте новичка-скотовода, или «неженку».

По утрам он планировал работать на ранчо, а после обеда и вечером — читать и писать. Он надеялся также улучшить свою физическую форму. Когда худощавый, анемичного вида очкарик появился на Территории Дакота, он весил 135 фунтов при росте 5 футов 8 дюймов{78}. Но все вскоре изменилось: за несколько лет Рузвельт прибавил 30 фунтов (почти 14 кг) мышечной массы. Весной и осенью он участвовал в сборе скота и регулярно совершал недельные охотничьи вылазки в Скалистые горы. И хотя в общей сложности за четыре года он провел в Бедлендсе всего 12 месяцев, пребывание там (обычно по 2–4 месяца подряд) оказало существенное влияние на его формирование в молодые годы.

Вскоре после прибытия в Медору Рузвельт приобрел второе ранчо Elkhorn и увеличил стадо до 3500 голов. В общей сложности он вложил в скотоводческий бизнес около 85 000 долларов — две трети наследства, оставленного отцом.

После приезда в Бедлендс работа на ранчо и охота не оставляли Рузвельту свободного времени. Писал он после возвращения в Нью-Йорк, особенно в зимние месяцы, в основном по памяти. Однако ничего из того, что Теодор видел в Бедлендсе, не осталось упущенным. Внимательный к деталям, обладающий почти фотографической памятью, он, казалось, помнил все и всех. Это была не первая его попытка заняться профессиональной писательской деятельностью. Еще до поступления в колледж он опубликовал брошюру о наблюдении за птицами в горах Адирондак, а в возрасте 23 лет написал выдающийся исторический труд «Война на море 1812 года»{79}, получивший широкое признание. В общей сложности за свою жизнь он опубликовал около 40 книг; немногие политики могут сравниться с ним таким уровнем писательской продуктивности, — за исключением, пожалуй, Уинстона Черчилля, но Черчилль прожил гораздо дольше.

Оставаясь увлеченным натуралистом-любителем, Рузвельт прибыл в Бедлендс, осознавая, что окружающая его дикая природа стремительно исчезает. Годом ранее, во время своего первого путешествия по Территории Дакота, он потратил две недели на долгие изнурительные поездки, чтобы найти и убить своего первого бизона. Их осталось очень мало. Исчезали и некогда широко распространенные там вапити. В последующие месяцы ему не раз казалось, что он застрелил последнего оленя в Бедлендсе.

Несмотря на плохое зрение, Теодор был заядлым охотником-спортсменом. Он придерживался господствовавшего в те времена джентльменского кодекса поведения на охоте, характерного в основном для англичан. Кодекс подразумевал, что вы не могли стрелять ради спортивного интереса в некоторых безобидных животных, таких как певчие птицы, а застреленную дичь, как правило, требовалось съесть. Исключением из этих джентльменских правил были хищники — медведь, пума и волк. В их истреблении охотнику не полагалось проявлять милосердие.

Опыт жизни на Западе вдохновил Рузвельта на создание многочисленных литературных трудов. Его статьи для журналов The Century Magazine и Outing впоследствии были собраны в три книги: «Охотничьи путешествия жителя ранчо» (1885), «Жизнь на ранчо и охотничья тропа» (1888) и «Охотник в дикой природе» (1893). Каждая страница этих книг отражает радость Рузвельта от встречи с миром природы. Вот как, например, он рассказывает о звуках американского Запада:

И все же в определенном настроении не восхитительные птичьи песни волнуют человека, а более дикие, резкие, незнакомые звуки первозданной природы: гортанные крики и кудахтанье лугового и шалфейного тетерева весной; крик летящих клином диких гусей; клекот орла, кружащего в тени иссеченных бурями утесов; доносящееся издалека курлыканье множества канадских журавлей, которые летают где-то над головой кругами, вновь и вновь пересекающимися на невероятной высоте. Еще более дикими и странными кажутся крики крупных четвероногих зверей: ритмичный трубный голос самца оленя, вызывающего соперников на бой, и самый зловещий и заунывный звук, извечно предвещающий убийство и насилие, — протяжный вой волка.

Эти работы не только укрепили репутацию Рузвельта как писателя, но и способствовали появлению новых идей и личных знакомств, которые в конечном счете привели к возникновению американского природоохранного движения. Ранчо Elkhorn в Бедлендсе сегодня по праву называют «Уолденским прудом»{80} американского Запада и колыбелью природоохранного движения. Биограф Рузвельта Эдмунд Моррис писал: «На мой взгляд, нет ни одного памятника в стране из мрамора или бронзы, который бы вызывал в сознании образ Теодора Рузвельта с такой силой, как Elkhorn и окружающие его холмы. Это источник спокойствия, убежище от суеты мирских приобретений и утрат. Само исчезновение построенного здесь ранчо Рузвельта — за исключением нескольких камней фундамента — подчеркивает бренность человеческих свершений и непреходящую вечность живительных сил природы»[171].

Более того, для Рузвельта, который вел жизнь довольно изнеженного богатого юноши, Бедлендс стал местом, где произошло его первое реальное знакомство с простыми людьми — ковбоями, переселенцами и горожанами-иммигрантами американского Запада. Встречи с ними, а также с дикой природой, не поколебали его безграничную уверенность в себе, а, возможно, даже укрепили ее. Ему удалось в значительной степени залечить свои душевные раны и восстановить энергию и силу духа. Позже он будет настаивать, что годы работы скотоводом «сформировали его» как человека и политика.

Этих трех молодых людей объединяло нечто большее, нежели возраст, достаток и неуемный, деятельный характер. Будучи яркими представителями своих стран и воплощением той роли, которую эти страны играли в мире того времени, все они по определенным причинам имели отношение к более широкой истории скотоводческого царства. Начнем с того, что каждый из них столкнулся с серьезными проблемами: Теодор Рузвельт — с психологической проблемой восстановления после тяжелейшей личной травмы, Мортон Фрюэн — с