Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 29

Сложно было удовлетворить даже базовые потребности. Первое время после войны политика западных держав в этой сфере была довольно непоследовательной и противоречивой. С одной стороны, победители несли ответственность за население оккупационных зон, с другой — никто не стремился облегчить участь немцев за счет своих граждан (в особенности это касалось англичан и французов, экономика которых находилась далеко не в лучшем состоянии).

Нормы выдачи продовольствия по карточкам были откровенно небольшими. Даже в относительно благополучной американской зоне они составляли 1330 калорий в день — существенно ниже того, что считалось минимально необходимым. В английской и французской зонах паек был еще более скудным — 1050 и 900 калорий соответственно. Для сравнения: современные рекомендации российского Минздрава предусматривают от 2100 до 4200 калорий в сутки для взрослых мужчин и от 1800 до 3050 для женщин. Среднее потребление в Германии перед войной составляло 2900 калорий на взрослого человека в сутки и даже к началу 1945 г. превышало 2000 калорий.

Но выдачу даже этого небольшого объема удавалось обеспечить не всегда. Причины были вполне объективными, однако многие немцы воспринимали сложившуюся ситуацию как сознательный обман, желание уморить германское население голодом. Спустя полтора года после окончания войны ситуация с продовольственным снабжением во многих местностях была хуже, чем в последний год существования Третьего рейха. Виновниками происходящего сплошь и рядом считали победителей. Особенно плохо обстояли дела в британской зоне оккупации, где находились крупные города, а масштабный ввоз продовольствия был затруднен в связи со сложным положением в самой Великобритании, где общественность категорически протестовала против того, чтобы кормить нацистов за счет добропорядочных англичан. Весной 1946 г. в британскую зону ввозилось 96 000 тонн продовольствия в месяц, и этого все равно не хватало. В итоге здесь быстро возникла угроза полномасштабной катастрофы. В американской зоне дела обстояли получше, однако лишь по сравнению с англичанами. Помимо недостаточных объемов, свою роль играли и неверные решения — так, в 1946 г. американцы отправили в свою зону большой объем кукурузы, с которой немецкие пекари совершенно не умели обращаться.

«Ситуация со снабжением была по-настоящему катастрофической, — вспоминал один из участников событий. — Купить еду стало почти невозможно. Рационы все время сокращались. Длинные очереди были повседневной нормой… Признаком немца стали впалые щеки. Животы исчезли. Немцы были близки к тому, чтобы оказаться в каменном веке»[54]. Отоварить карточки стало проблемой: можно было простоять в очереди несколько часов и вернуться домой с пустыми руками.

Самым трудным временем в послевоенной Германии оказалась голодная зима 1946–1947 гг. По меркам Центральной Европы она выдалась очень суровой. Плохие урожаи, недостаточные поставки из-за рубежа и далекая от идеальной система распределения привели к тому, что западные оккупационные зоны оказались на грани массового голода. Настоящий коллапс настал на железной дороге: из-за плохого угля и сильных морозов локомотивы выходили из строя, из 30 000 паровозов в рабочем состоянии оставались только 5500. Реки замерзли, и водный транспорт тоже остановился. Грузоперевозки парализовало: в портах лежало зерно, в Руре уголь, а горожане мерзли и голодали. Фабрики простаивали без сырья и топлива: промышленное производство, достигшее в американской зоне осенью 1946 г. 42 процентов от уровня 1936 г., к февралю сократилось до 29 процентов.

Нередки были случаи, когда люди ослабевали настолько, что не могли выйти на работу, — например в Кёльне, где реальный объем выдачи продовольствия по карточкам сократился в начале 1947 г. до 746 калорий в день. Примерно такими же были пайки в городских агломерациях Рура. В Вуппертале в мае 1947 г. дневной паек сократился до 650 калорий. Шахтеры получали усиленное питание, но все равно слабели от голода, ведь свой рацион они делили с семьями. По данным органов здравоохранения, за первые два послевоенных года взрослые немцы потеряли по 15–30 кг веса.

«Мы голодали, — вспоминала впоследствии одна из жительниц Рура. — У нас было совсем мало еды. Мой отец все время пытался что-нибудь раздобыть. К примеру, подгоревший консервированный кукурузный хлеб в банке. У нас в семье было много детей, нам нужно было что-то есть. Потом у нас была сухарная мука, тоже в банке. В ней были черви; другие об этом не знали. Нам приходилось готовить по очереди, поскольку мать была занята с малышами. Я видела: в супе из этой муки полно червей. Я не сказала ни слова, другие не заметили. Я давилась, но ела. Голод заставлял»[55]. Американских военнослужащих предупреждали, что они должны следить за своими собаками: немцы их воруют и едят.

В прессе публиковались советы ученых: чтобы меньше хотелось есть, надо больше спать или хотя бы меньше двигаться. Большой популярностью пользовались брошюрки с рецептами: как приготовить десять блюд из картофельных очистков, чем заменить привычные продукты. Бережливая хозяйка могла там прочесть, что кулинарный жир можно использовать повторно, если вылить его в сосуд с холодной водой, а разбитое яйцо получится сварить, обернув специальной бумагой. Горожане начали заниматься сельским хозяйством, сажая съедобные растения и табак на любом свободном квадратном метре: на газонах, в придомовых садиках, даже на балконах уцелевших квартир.

Школьник из Бохума вспоминал: «Моя мать — как и все матери в то время — стала настоящей кулинарной феей, то есть приобрела умение из ничего сделать что-то. Сейчас кажется забавным, сколько всего разного мы ели и как наши желудки это терпели. Летом мы, надев старые кожаные перчатки и взяв сумки, шли за крапивой. Это было в то время настоящее народное блюдо — шпинат из крапивы, причем даже неплохой на вкус. Среди прочего мы ели салат из листьев одуванчика, блины из муки с водой, жареные на касторовом масле, сухой хлеб, размоченный в воде и посыпанный коричневым кубинским сахаром, желуди, каштаны и так далее»[56].

Воспоминания о послевоенном голоде надолго врезались в сознание немцев. Еще много десятилетий спустя немецкие бабушки, в сознательном возрасте пережившие эти годы, пытались любой ценой накормить внуков до отвала и жаловались на то, что молодое поколение не умеет ценить своего счастья. Генрих Бёлль в середине 1950-х в повести «Хлеб ранних лет» писал:

Мне-то все на свете цены пришлось изведать не понаслышке, и я хорошо их усвоил, потому что ни по одной не мог расплатиться, когда в шестнадцать годков один как перст оказался в городе. Ценам меня обучил голод; при мысли о свежеиспеченном хлебе у меня просто мутилось в голове, и по