Веретено Бабы Яги. Большуха над ведьмами, святочные гадания, ритуальные побои и женская инициация в русских сказках - Олеся Константиновна Яжук Страница 25

Не давай большой обидушки

Своим милым родителям;

Ты в темную да ноченьку

Выходи, моя подруженька,

На высокое крылечушко,

Ты высказывай обидушку

На широку гладку уличку,

Разнесут твою обидушку

Чисты буйные ветерки[154].

Царевна-лягушка так же взывает к магическим помощникам, выйдя на красное крыльцо[155].

Но приходит время – и лягушка готова показать свое истинное лицо на царском пиру. Она прибывает во дворец на царский пир одна и уже в человеческом обличье. В пересказе А. Н. Толстого говорится, что на ее «лазоревом платье – частые звезды, на голове – месяц ясный». Она перестает быть маленьким существом из болота, а является подобной божеству и представлена целым космосом, в котором звезды или месяц лишь малая часть ее облика, детали ее костюма. В сборнике Владимира Аникина (1924–2018) про главную героиню, прибывшую на пир, сказано, что она «сама как солнце ясное светится». Божественность лягушек отмечали еще древние египтяне и мексиканцы, о них повествуют африканские и китайские мифы и поверья.

В Древнем Египте еще в додинастические времена почиталась богиня Хекат, изображавшаяся женщиной с головой лягушки. Ее божественная милость была связана с дождями, влагой и разливами Нила, поэтому одним из центров ее почитания был Абидос на левом берегу реки[156]. Хекат считалась покровительницей и защитницей беременных женщин и всех матерей, так как лягушки очень плодовиты. Лягушкам приписывали возможности самозарождения и воскрешения, поэтому их связывали с загробным миром и воскресением после смерти[157].

Амулет в виде лягушки. Египет, III–I вв. до н. э.

The Metropolitan Museum of Art

Тлальтекутли была богиней мексиканских ацтеков, она изображалась огромной лягушкой, чье тело покрыто шерстью, а рот полон острых, как у аллигатора, зубов. Устрашающее божество было разорвано пополам, после чего из одной половины тела была сотворена земля, из другой – небо, а части ее тела стали реками, горами и растениями. Но даже в таком состоянии богиня-лягушка продолжала жить, а для подкрепления сил требовала человеческих жертв, иначе, по представлениям ацтеков, людей ждали засуха, гибель урожая и смерть от голода. Ее благословения просили воины перед сражениями, а повивальные бабки обращались к ней в случае трудных родов. Изображалась Тлальтекутли в виде звероподобной лягушки, сидящей на корточках, то есть в позе, принятой у ацтекских женщин при родах[158].

В китайской мифологии лягушка символизирует женское начало, луну и бессмертие. По легенде, искусный стрелок Хоу И и его супруга Чанъэ были небожителями. Но когда на небе появилось много солнц и они стали испепелять людей, стрелка попросили помочь. Он вместе с женой сошел с небес к людям и стал смертным. Из красного лука, который ему подарили боги, он убил все солнца, кроме одного, и остался на земле. Чанъэ была недовольна участью смертной женщины, и супруги раздобыли эликсир бессмертия. Но Чанъэ не стала ждать стрелка и выпила весь чудесный напиток одна. Став снова божеством, она решила не подниматься на небо, чтобы там ее не упрекнули в предательстве мужа. Она отправилась на луну, но вскоре поняла, что ее облик меняется: Чанъэ стала трехлапой лягушкой[159].

Народ баконго, населяющий Демократическую Республику Конго, отчасти Анголу и Народную Республику Конго и до сих пор опирающийся в делах наследования и происхождения на материнскую линию родства, считал лягушку способной к воскрешению, основываясь на дохристианских верованиях. По наблюдениям народов Экваториальной Африки, если достать из лягушки ее сердце, то оно какое-то время еще продолжает биться. Именно поэтому для воинов баконго, которым предстояло сражение, готовили специальное снадобье из лягушек; считалось, что оно поможет им держаться за жизнь[160].

Иван-царевич, хоть и был заранее предупрежден, не узнаёт свою жену на царском пиру у родителя. Иногда в свадебных действах восточных и южных славян можно было наблюдать мотив «неузнавания» невесты после венчания в женском головном уборе, когда даже родная мать говорила, что не знает, кто находится перед ней.

Апогеем пира становится пляска Царевны-лягушки. Она танцует либо одна, ведь ей, посвященной в магические тайны, нет равных в этом умении, либо с Иваном-царевичем – и благодаря этому стоит выше остальных женщин на пиру.

Теперь Царевна-лягушка демонстрирует свои магические способности всем гостям. Ее пляска – отголосок архаических ритуальных танцев, которые сопровождаются актом созидания: «Махнула правой рукой – стали леса и воды, махнула левой – стали летать разные птицы»[161], «После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой – сделалось озеро, махнула правой – и поплыли по воде белые лебеди; царь и гости диву дались»[162].

Иллюстрация Ивана Билибина к сказке «Царевна-лягушка».

Российская государственная библиотека

Исследовательница русского фольклора Клара Корепова (р. 1934) относит пляску лягушки к обряду № 126 «Умножение животных».

Но, видимо, здесь нашло отражение архаичное верование в то, что танцем можно увеличить как поголовье скота, так и урожай на полях. Пляски сопровождали все ритуалы плодородия: от Дионисийских мистерий Античности до масленичных гуляний у славянских народов. Последние считались обязательными: женщины танцевали для того, чтобы уродился лен, а мужчины – для хорошего урожая зерновых. Именно поэтому логично, что в одной из версий Царевна-лягушка выходит плясать вместе с Иваном-царевичем.

Другие царские невестки лишь бездумно повторяют за лягушкой ее действия: они прячут в рукава остатки еды и питья, но не знают, для чего это нужно. Все известные им танцы – хоровод, или «улица», – это всегда совместное действие; и, согласно традиции, старшие царские невестки выходят танцевать вдвоем, но их танец карикатурен, поэтому царь останавливает их.

Колдовство и Доля

В контексте женской инициации сказка и свадебный фольклор говорят не только о символическом умирании, а затем о возрождении девушки во взрослой ипостаси, но и об утрате ею своей прежней идентичности. После замужества ее ждет совершенно новый сценарий жизни, который уже написан для женщины семьей ее мужа[163].

Но все-таки «Царевна-лягушка» изначально матриархальная сказка, что отражается в поведении главной героини. Она всегда знает, как ей поступить в той или иной ситуации, легко предвидит действия людей из своего окружения (царя, других царских невесток). Более того, она волевой персонаж. В то время как старшие невестки слушаются мужей, которые приказывают им подсмотреть, как лягушка будет печь хлеб или рукодельничать, она проявляет собственную волю. «Ложись-ка спать-почивать», «Как услышишь шум, стук да гром, скажи…», «Взяла Ивана-царевича…» – героиня руководит словами и действиями царевича даже на расстоянии.

Дело в том, что лягушка – необычная невеста не только из-за своего облика. Она далека от патриархальных традиций и готовности распрощаться перед замужеством со своей «волей-красотой», что было обязательным действием для невесты, переходящей в род супруга. Накануне свадьбы девушка собирала подруг и близких родственников и оплакивала свою девичью жизнь, то есть прощалась с нею. Иногда «воля-красота» имела материальное выражение: ею мог стать головной убор, который она передавала либо лучшей подруге, либо младшей сестре, либо неженатому брату. В некоторых плачах могли оценивать «волю-красоту» деньгами:

Стали спрашивать про белую лебедушку,

Оценять стали бажону вольну волюшку…

Эта волюшка во сто рублей…[164]

Но чаще всего красота представлялась чем-то невидимым, способным вспорхнуть подобно птице и сесть на дерево, предрекая хорошую или тяжелую жизнь в семье мужа, или убежать лисицей, а чаще просто вылететь в окошко и раствориться.

Выйду я, бедная девушка, в зеленую дубровушку,

Не увижу ли я, где летает моя любимая волюшка?[165]

Воля представляется относительной свободой девушки в то время, когда она находится под защитой любящих родителей. Она может вволю нежиться: гулять, играть, дружить с девушками своего возраста, петь песни, не спрашивать разрешения