Веретено Бабы Яги. Большуха над ведьмами, святочные гадания, ритуальные побои и женская инициация в русских сказках - Олеся Константиновна Яжук

Олеся Яжук

Веретено Бабы Яги. Большуха над ведьмами, святочные гадания, ритуальные побои и женская инициация в русских сказках

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Олеся Яжук, 2024

© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2025

* * *

Предисловие

Я с детства любила волшебные истории.

Однажды, когда мне было девять или десять лет, я попросила своего дедушку Прокофия Михеевича рассказать мне сказку. Ему тогда было уже за восемьдесят. Я знала, что иногда он рассказывал их за столом, но сама не слышала от него ни одной. Дед ответил:

– Да ты еще маленькая.

Я настолько удивилась, что не стала настаивать. Одна простая фраза от человека, заставшего крестьянский быт, дала мне понять, что некоторые сказки предназначаются исключительно для взрослых.

Кто знает, может, именно с того момента я по-настоящему и увлеклась фольклором – историями, где есть что-то непонятное, забытое, порой страшное. У меня было много сборников сказок разных народов. Действие в них развивалось по своим, не всегда понятным мне законам. Именно поэтому у меня часто возникали вопросы.

Вот Василиса Прекрасная, купеческая дочь. Ее называют «первой на все село красавицей»[1] – значит, ее семья живет явно не в чистом поле. Вокруг есть другие люди – так почему ее отправляют за огнем к Бабе Яге? Почему девушка идет за ним в опасный лес, а не к соседям? В другой сказке, отправившись за ниточкой и иголочкой, девочка тоже не уклоняется от встречи с Ягой, хотя проще было бы спрятаться на время у родной тетушки. Девушки прыгают в колодец, идут в дремучий лес и не протестуют, когда им велят делать такие немыслимые для современного человека вещи.

Еще ребенком я не понимала, почему детей принято пугать Бабой Ягой: «Вот она поймает, принесет к себе в избушку и съест». Нет таких сказок, где она действительно кого-то съела. В сказке «Иван-царевич и серый волк» в пересказе Алексея Толстого волк губит коня Ивана-царевича. В сказке «Ведьма и Солнцева сестра» все царство съедает злая царевна. И нигде нет такого, чтобы двух богатырей и красну девицу в придачу одним махом проглотила Баба Яга. На уроках литературы Бабу Ягу называли плохой, злой и вредной, и после этого было странно видеть в очередной сказке фразу: «Девушка жила в услужении год, Баба Яга ее не обижала», «Похвалила яга девушку и надавала ей разной сряды»[2]. По Владимиру Далю, сряда – это нарядная одежда, к которой относится не только само платье, но и головной и поясной уборы, обувь и украшения.

Баба Яга лишь немного пугала, но и притягивала одновременно, так что сказки о ней я полюбила больше любых других. А после знакомства с трудом Владимира Проппа (1895–1970) «Исторические корни волшебной сказки» (Ленинград: Издательство ЛГУ, 1946) она стала еще понятнее и ближе.

О названии

В женской среде крестьянского мира веретено веками было осью, на которую наматывались нить жизни и сама судьба. Женщины свивали нити, обрабатывали их и превращали сначала в полотно, а потом в одежду и предметы обихода. Это было сродни волшебству, которое они творили своими руками. Неспроста Баба Яга дарит или возвращает веретёна героиням, покидающим ее избушку.

Среди предметов, которые остались у меня от предыдущих поколений, есть несколько веретен моей прабабушки Прасковьи Алексеевны. Они напоминают о судьбах давно ушедших людей, о старых временах и поэтому очень дороги мне.

О содержании

Первую главу я посвятила размышлениям о том, что такое женская инициация, для чего она была нужна и кто такая Баба Яга. Далее книга разбита на условные сезоны, и каждая глава разбирает соответствующую сказку. «Морозко» относится к зимней инициации, «Снегурушка» – к весенней, «Гуси-лебеди» – к летней, а «Василиса Прекрасная» – к осенней. Завершающая шестая глава посвящена сюжету «Царевны-лягушки», не привязанному к конкретному времени года. Он «длится» несколько лет и рассказывает о женщине, прошедшей специализированное, шаманское посвящение.

Вы могли заметить, что имя главного персонажа я пишу двумя словами, хотя в словарях принят вариант «Баба-яга». В этом решении я опиралась на аналогию с Великой Матерью, ведь Яга служит женскому божеству, помогая девушкам усвоить правила поведения, систему запретов и – главное – стать взрослым человеком, с которым будут считаться в обществе.

Глава 1. Кто такая Баба Яга

Женский путь к инициации

Инициация – один из самых распространенных сказочных и мифологических сюжетов. Пытаясь понять сказку и психологию архаического человека, эту тему нельзя обойти стороной.

В своем первозданном виде этот обряд перестал существовать века назад. Долгое время он видоизменялся и трансформировался и потому в сказке предстает в завуалированной форме. К тому же чаще всего он объясняется с точки зрения человека, который уже не помнит, для чего совершалась инициация. Однако для архаического человека посвящение было естественным и необходимым условием существования. Таким образом он переходил от природного состояния к социальному и получал разные права: голосовать на совете племени, участвовать в ритуалах, вступать в брак и, соответственно, иметь детей, то есть продолжить себя в потомстве.

В целом институт инициации стоял у истоков человеческого самосознания. Когда господствовала охотничья культура с тотемными культами, человек видел и осознавал себя либо зверем, либо потомком зверя. Аграрная культура и ее культ принесли ему осознание себя человеком, а инициация стала обрядом посвящения в люди. Она давала сакральные знания об устройстве человеческого тела и самого мира, а также понимание вечности жизни и собственного бессмертия.

В начале своего развития аграрная культура была матриархальной. Зародившись из собирательства, которое чаще всего называют женским занятием, она стала предметом наблюдения. Скорее всего, однажды женщины, собирательницы и хранительницы корешков, увидели ростки. Они осознали, что изначальное растение, уже непригодное для еды, сгнило, умерло – но взамен оставило после себя новую жизнь, подобную прежней. Наблюдения за природными циклами, за сменой фаз Луны, за тем, как плод дает семена, а семя пускает корни и преображается в новое растение, стали не просто любованием, а знанием. Появилось понимание того, что смена сезонов, дня и ночи влияет на рост и состояние растений. Посевы злаковых и первых огородных культур, а потом наблюдения за ними позволили осознать, что зерно, упавшее в землю, не погибает навсегда, ведь оно дает взамен множество других зерен или плодов. Оно лишь по виду мертво, но при этом продолжает жить в новых, произведенных от него растениях.

Жатва. Картина Александра Маковского. 1896 г.

The National Museum in Warsaw

В архаическом понимании человеческая жизнь во многом похожа на жизнь растений. Инициация позволяла связать воедино жизнь, смерть и возрождение, объяснив их в терминах аграрного цикла: зерно падает в землю, умирает, возрождается, дает другие зерна, готовые тоже упасть, умереть и возродиться. Проходя через инициацию, архаичный человек доказывал, что он не зверь, отвергал инстинкт самосохранения, а затем приобретал личный опыт гибели и воскрешения. После этого он уже не боялся смерти, зная, что вновь может возродиться, как уже сделал однажды.

Отголоски аграрных культов еще слышны в языке. Люди до сих пор говорят о жизни человека терминами аграрной культуры: пора цветения, расцвет, пора увядания, плод страсти или любви, семя, пустоцвет, выколоток (то есть обмолоченная, говорили в Полесье о женщине, которая в силу возраста уже не может иметь детей, она сравнивалась с колосом, лишенным зерен). Эхо тех времен звучит