Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький Страница 24

Неудивительно, что, пребывая в Афинах, Адриан обрёл широкий круг высокоинтеллектуальных друзей, каковых, что греха таить, ему так не хватало в окружении Траяна, где военная косточка ценилась превыше всего, пусть и сам император, военный человек до мозга костей, но никак не солдафон, крепко уважал интеллектуалов и по возможности им покровительствовал. Здесь, на славной земле Аттики, Адриан наконец-то оказался в том кругу, о каковом, думается, мечтал с юных лет. В своём кругу!

Да и наместником Греции – проконсулом провинции Ахайя тогда был близкий друг Траяна, хорошо знакомый Адриану ещё по Риму Квинт Сосий Сенецион. Сосий был в своё время легатом Мёзии, где служил трибун-ангустиклавий Публий Элий Адриан, подобно нашему герою участвовал во второй Дакийской войне, наконец, возглавил самую прекрасную из римских провинций – Ахайю[172].

Ко времени приезда Адриана в Грецию Эллада уже более двух с половиной столетий была частью Римской державы. После мятежных событий 149–146 гг. до Р.Х., когда македоняне и греки в последний раз попытались бросить вызов римскому могуществу, во вновь образованной провинции, получившей название Ахайя, царило спокойствие. Некогда Александр Великий велел разрушить мятежные Фивы, дабы, ужаснувшись страшной судьбе одного из величайших городов Эллады, прочие эллины и думать не смели о сопротивлении царю Македонии. В 146 г. до Р.Х. римский полководец Муммий уничтожил по постановлению сената римского народа Коринф, дав тем самым новый урок грекам на будущее. В том же году, кстати, также по постановлению сената был разрушен Карфаген Публием Корнелием Сципионом Эмилианом, победно завершившим трёхлетнюю осаду этого города, злейшего в истории врага Рима.

В дальнейшем греки из римского подданства выходить не стремились. Правда, когда новый злейший враг Рима понтийский царь Митридат VI Евпатор двинул свои войска в Европу и, вытеснив слабые, рассеянные римские отряды из провинции Ахайя, на время овладел Грецией в 86 г. до Р.Х., то и Афины, и Спарта, и общины ахейцев и беотийцев присоединились к понтийскому царю, которого города Эллады встречали как освободителя и как нового бога Диониса[173]. Но вскоре победы Луция Корнелия Суллы вернули Грецию Риму, и с той поры сомнений во вхождение Греции в Римское государство более не возникало. Да и Митридат вовсе не был освободителем, а лишь мечтал включить Элладу в своё царство.

Была Греция и ареной гражданских войн в 40–30–е годы I века до Р.Х. И именно на земле Эллады, у мыса Акциум, Гай Юлий Цезарь Октавиан взял верх над Марком Антонием и Клеопатрой в решительном сражении, и в Риме окончательно утвердилось единодержавие. Правители Империи сынам Эллады обид не чинили. Все они были люди, прекрасно образованные, свободно владевшие греческим языком, глубоко почитавшие достижения эллинской цивилизации. Великим почитателем греческой культуры был император Нерон (54–68 гг.) Артист на троне, влюблённый в высокое творчество Эсхила, Софокла, Еврипида, он постарался Грецию облагодетельствовать. Для начала приступил к сооружению канала через перешеек Истм, дабы соединить воды Эгейского и Ионического морей. В этом он успеха не достиг. Работы, начавшиеся в 67 году, после гибели Нерона в 68 году прекратились. А канал на Истме появился только в королевстве Греция в 1893 году… Безусловным благом для Греции стало её освобождение от выплаты налогов в общеимперскую казну[174]. Но воцарившийся на Палатине после жестокой войны за верховную власть в Империи Веспасиан отобрал и новые, и старые привилегии греческих городов. Так что грекам оставалось только скорбеть о безвременно павшем Нероне и об утверждении во главе Римской империи династии Флавиев, к греческой культуре чрезмерных симпатий не проявлявшей. Более того, Флавии оказались гонителями философов, а ведь именно эти люди – символ эллинской цивилизации![175] Мелькнувший между правлением отца и брата Тит гонения на философов вроде как прекратил, но уж больно коротким оказалось его правление.

Утверждение на Палатине Марка Ульпия Траяна стало для философов, да и для всей Греции совершеннейшим благом. Траян, гуманитарно посредственно, провинциально образованный, чей ум был умом полководца и государственного мужа, что выяснилось с самых первых дней его правления, ценность интеллекта, тем не менее, замечательно понимал. Философам, историкам, литераторам он старался всемерно покровительствовать. Все ссыльные при нём смогли вернуться, никаких обид им более никто не смел чинить. Ярчайшие примеры достойнейшего отношения нового императора к людям, являвших собою цвет интеллекта Римской империи того времени, это его взаимоотношения с Дионом Хрисостомом, Плутархом и Плинием Младшим.

Плиний – римлянин, а вот Дион и Плутах – как раз ярчайшие представители эллинской культуры. Диона Хрисостома Траян с почётом принял, отдав должное его великому уму и столь же великой славе. Философ отблагодарил своего державного благодетеля составлением и публикацией четырёх речей «О царской власти», где в качестве идеального правителя, опирающегося на подлинную аристократию (не только по знатности, но и по интеллекту в первую очередь!) нетрудно было узнать правящего императора и преданный ему сенат. Плутарх Траяном был удостоен звания консула. Не забудем, что любимым архитектором и инженером императора был грек из эллинистической Сирии, а ныне римской провинции Аполлодор из Дамаска.

Адриан не мог не одобрять отношения Траяна к цвету культуры любимой им Греции, тем более, к своим современникам. Правда, с Аполлодором отношения у него не заладились с самого начала. Однажды он присутствовал при разговоре Траяна со своим главным архитектором и попытался дать и свой совет по поводу каких-то построек. Замечание оказалось не к месту[176]. «Аполлодор сказал ему: „Ступай отсюда и рисуй свои тыквы: ты ведь ничего в этом не смыслишь“» (а как раз в это время Адриан весьма кичился такого рода своими рисунками)[177]. Конечно, славный архитектор и помыслить в то время не мог, что надерзил будущему владыке Рима, но Адриан дерзость эту не позабудет…

Вернёмся к чувствам героев и их мироощущению в годы правления Траяна. Одной из проблем, продолжавшей в это время будоражить эллинское сознание, оставалось отношение к римскому господству. Не было, да и, наверное, не могло быть ни одного сколь-нибудь примечательного произведения греческой мысли, которое бы не выразило так или иначе своего отношения к «занесённому – так выразился всемерно облагодетельствованный римской властью Плутарх – над головой сапогу римского хозяина провинции»[178]. Жёстко сказано. И это говорил человек, ставший благодаря дружескому к нему отношению нами уже упомянутого наместника Ахайи Сенециона самой влиятельной фигурой во всей провинции. Более того, не полагаясь на очевидную доброжелательность наместника, Траян на всякий случай запретил Сенециону проводить какие-либо мероприятия в Греции