Музей языков. Конрад Гесснер и книги-полиглоты XVI в. - Михаил Львович Сергеев Страница 24

При этом в «De dialectis» не упомянуты не только имя Гесснера и название его справочника, но и важнейшие источники «Митридата» – сочинения авторов-протестантов (И. Авентина, С. Мюнстера, Т. Библиандера и др.), а также Г. Постеля, которого инквизиция признала безумцем. Как полагает Ч. Фьякки, эти умолчания были вызваны цензурными ограничениями, так как все труды Гесснера также были внесены на Тридентском соборе в «Index librorum prohibitorum» 1559 г.[303] Издания «Митридата» А. Рокки и К. Вазера нуждаются в отдельном изучении, как и в целом вопрос о рецепции «Митридата» в филологии и лингвистике XVI–XVII вв.

Замысел и содержание

«Митридат» представляет собой книгу карманного формата, in-octavo, на 80 листах. Оценивая размер «Митридата» – необычно маленький в сравнении с другими справочниками Гесснера, – следует согласиться с формулировкой Каспара Вазера: «тонкая книжица, но, однако же, такого рода, что ученейший полимат Гесснер изящнейшим образом проявил в ней свой талант»[304].

Предисловие, посвященное различиям языков в целом («de differentiis linguarum observationes, & primum in genere»: Mithridates 1555, 1a), начинается с уведомления читателей о том, что автор не будет пересказывать события библейской истории, относящиеся к «смешению языков»[305] (для сравнения: у Клода Дюре происхождению языка, вавилонскому смешению и истории древнееврейского уделено более 300 страниц, то есть треть всего справочника: Duret 1619, 1–310). При этом он, разумеется, принимал ее положения (ср. Colombat, Peters 2009, 22–23), но несчастьям человечества начальных времен (утрате единого языка) противопоставлял распространение в современном мире языкового образования, а вместе с ним – христианского учения. Под образованием Гесснер имел в виду «возрождение» и включение в школьный curriculum трех священных языков, благодаря чему у европейцев появилась возможность обратиться к тексту Евангелия в оригинале[306], а затем распространять его в книгах и изустно среди других народов[307].

В предисловии Гесснер делает акцент на чтении Священного Писания в оригинале и, видимо, связывает деятельность миссионеров с просвещением и лингводидактикой («затем [Писание] распространится далее на этих же языках»)[308], тогда как в главах справочника большее внимание уделено переводам священных текстов на народные языки. Такая двойственность соответствует характерному в целом для XVI в. росту интереса как к «священным», так и вернакулярным языкам, включая «экзотические» (ср. Metcalf 2013, 38–39). Кроме того, Гесснера несомненно занимала сама возможность овладения многими языками: на это указывает уже название справочника, в котором использовано имя понтийского царя Митридата VI Евпатора (132–63 до н. э.). История, определившая выбор названия, изложена в одном из абзацев предисловия, со ссылкой на «Естественную историю» Плиния (Plin. Hist. Nat. 7, 24): «Точно известно, что понтийский царь Митридат был единственным из смертных, кто говорил на 22 языках, и что ни к одному человеку, принадлежащему к подданным ему народам, он не обращался через переводчика за все 56 лет своего правления»[309]. Образ царя Митридата в связи с темой языкового многообразия мог быть подсказан Гесснеру его учителем Библиандером, который в предисловии к «De ratione communi omnium linguarum» (1548) пересказал эту же историю (но в иных формулировках), противопоставив ее современному положению дел, когда «даже среди очень усердных в изучении языков редко кто знает 6 или 7 из них»[310]. Кроме того, тема многоязычия нашла сакральное воплощение в христианском чуде Пятидесятницы, когда, согласно Новому Завету, апостолы были наделены «разделяющимися языками» и смогли говорить на языках всех народов, слушавших их проповедь (Деян. 2:1–11). К этому сюжету Гесснер многократно отсылает читателя в разных главах «Митридата» (Mithridates 1555, 12a, 13b, 17a, 59a и др.).

Следующий раздел предисловия посвящен многообразию языков и его причинам (Mithridates 1555, 1b-3b). Гесснер в целом принимает исчисление «народов и языков», которое приводят «Эфор и другие историки», основываясь на числе «душ дома Иаковлева, перешедших в Египет». По разным свидетельствам, оно колеблется от 70 до 75 (см. Быт. 46:27; Исх. 1:1–5; Деян. 7:12–14); Гесснер останавливается на 72-х[311], однако не придерживается этого числа ни в количестве глав справочника (около 90 статей и около 60 отсылочных статей), ни при перечислении языков и их местных разновидностей (одних только народов, говорящих по-«иллирийски», то есть на славянских языках, он насчитывает 60[312]). Во всяком случае, нигде в «Митридате» не дается пояснений относительно того, какие из многочисленных – около 110, согласно Коломба и Петерсу (Colombat, Peters 2009, 29), – глоттонимов, названных в тексте, следует относить к «историческим» 72 языкам.

Две постулируемые Гесснером причины многообразия языков определили два подхода к их описанию и систематизации в «Митридате» (см. Metcalf 1963b, 18–23). Первой причиной было существование диалектов, то есть вариантов языка в одном временном срезе, обусловленных его географическим распространением[313]. Вторая причина – развитие (или «порча») с течением времени, которое неизбежно для каждого языка, кроме первоначального и «чистого» древнееврейского[314]. С диахроническим развитием и разделением на диалекты связано представление о генетическом родстве языков, наиболее отчетливо проявившееся в характеристике романских языков как «отпрысков» латыни («Latinae linguae propagines»: Mithridates 1555, 25b). Тема прародительства древнееврейского в «Митридате» практически не затрагивается, и его статус предка других языков даже не упомянут в главе «De lingua Hebraica» – вероятно, как самоочевидный (Mithridates 1555, 47a-48a).

Классификацию языков в «Митридате» осложняет терминологическая неопределенность в вопросе разграничения языков и их вариантов, рассмотренная недавно Рафом Ван Роем[315]. Некоторые из перечисленных в «Митридате» языков имели несколько диалектных разновидностей, упомянутых в тексте под своими именами; при этом сам термин «диалект» (dialectus, idioma) то и дело употребляется Гесснером как синоним «языка» (lingua, sermo). Например, в одном и том же предложении чешский называется языком (sermo) и диалектом (dialectus) («иллирийского» языка) (Mithridates 1555, 55b); для нижненемецкого также даются два наименования: «inferioris Germaniae sermo» и «dialectus» (Mithridates 1555, 41b); эолийский и дорийский, будучи диалектами «общего греческого», также называются языками, например: «Aeolica lingua, dialectus est Graecae communis»[316]. Из двусмысленности терминов, отражающей многозначность греч. διάλεκτος (характерную и для немецкого sprache в словоупотреблении XVI в.[317]), следуют некоторая неоднородность и непредсказуемость в распределении материала по главам. Так, греческим диалектам в «Митридате» посвящены отдельные главы, тогда как германские языки (кроме английского и англо-шотландского) все перечислены в одной главе «De lingua Germanica», несмотря на то что для многих из них (швейцарского диалекта немецкого, фламандского, исландского, норвежского и др.) даны отдельные образцы слов и текстов (Mithridates 1555, 37b-44a).