Думские речи. Войны темных сил - Николай Евгеньевич Марков Страница 24

политика недавних лет и даже политика более давних лет, довиттевских, была вредна для дворянства. Это говорил специалист по истории. Я расширю речь историка, я скажу, что это было вредно не только для дворянства, но и для всего народа; эта политика была вредна всему народу, и она привела Россию к теперешнему бедствию. В этом отношении я совершенно согласен с тем историком, который в этом был случайно прав. И эту вредную политику теперь надо бросить, надо всякий запах господина Кутлера11 испарить из теперешней земельной политики, и не дай Бог, чтобы отрыжка кутлеровского режима продолжала оставаться в наших крестьянских, дворянских и иных учреждениях. (Рукоплескания справа; Милюков с места: «Отрыжка товарища министра».)

Тут раздавались речи, что помещикам выгодно продать свою землю, что они, получив свои деньги, на эти деньги поедут в Карлсбад или в Ниццу и будут великолепно жить. Это, конечно, совершенно верно с точки зрения узкого эгоизма, конечно, отчего не получить справедливую кадетскую цену и затем бездельничать. С точки зрения личного благополучия это великолепно, но с точки зрения государственной, когда известно, что через это народ будет приведен голоду, к нищете, когда надо еще платить за это вредное дело «справедливую» цену, то это есть безумие и преступление. Не забывайте, господа, что требование отчуждения земли основывается вовсе не всегда на недостатке земли. Об отчуждении земли говорят везде, даже в Перми; пермские депутаты в особенности здесь по этому поводу горячились. А посмотрите-ка: именно в Пермской губернии на мужскую крестьянскую душу приходится почти 5 десятин земли, а, например, в Саратовской губернии 3 десятины не хватает, в Курской – 2 десятины, в Киевской 1,5 десятины нет на душу, а в Польше так даже 1 десятины нет. Между тем пермяки жалуются, а поляков мы еще не слыхали; из Киева тоже помалкивают, куряне сравнительно тоже не так нападают на Правительство и не так возмущаются, как пермяки. Мы видим, что самое большое количество жалоб, самое большое неудовольствие идет оттуда, где земли в пять раз больше, а там, где ее в пять раз меньше, – там как будто довольны, там и недоимок не бывает. В Самарской губернии было в 1907 г. 13 500 000 руб. недоимок, а земли между тем там в пять раз больше, чем в Киевской губернии. Как же это объяснить? Ведь если провести теорию отчуждения земель в жизнь, если действительно произвести уравнение земель, то курские крестьяне, получив частновладельческую землю, все же будут иметь по 3 десятины на душу, а пермяки и до передела имеют по 5 десятин. Что же, господа пермяки, неужели вы добавите свою землю, пришлете литки в Курскую губернию? (Кондратьев с места: «Пожалуйста, хоть 20 десятин».) Нет. Я думаю, что вы мечтаете к своим 5 десятинам добавить еще 10 десятин. У вас, господа пермяки, знаете, аппетит велик: вы по одежке лучше протягивайте ножки.

Я к тому это привел, что все рассказчики, в особенности оттуда, где земли и без того много, – все эти пермские и вятские священники, которые вопят о бедствии пермских крестьян, они просто хлопочут о том, чтобы крестьянство пермское могло продолжить бездельничать, как оно бездельничает сейчас. Но содействовать этому Государственная Дума не должна. Государственная Дума должна призывать к труду, а не к безделью. Берите пример с поляков: поляки молчат, говорят, что могут жить при 3/4 десятины земли, а вы при 5 не можете! Разве у поляков лучше земля? Там есть и пески, и болота, но поляки трудятся, вкладывают пот и кровь в свою землю, и вы, русские пермяки, стыдитесь поляков.

Я считаю, это мое глубокое убеждение, что все те, кто при данных условиях стоят за отчуждение частной земли – за даровое ли, за деньги ли, за справедливую или несправедливую цену, в какой бы то ни было форме, – все эти люди стоят за голод и нищету русского народа. (Голоса: «Браво, верно!»)

Теперь поговорим об общине. Закон 9 ноября издан Именным Высочайшим Указом, и с моей точки зрения, этот Именной Высочайший Указ, конечно, не может быть отменен иначе как Самодержавной волей. Но дело не в том, дело в том, что я приветствую суть, смысл, существо этого закона. Приветствую потому, что я вижу в нем разрешение крестьянам свободного выхода из общинного землевладения, не из общины, о которой здесь говорили как об историческом явлении, то есть форме общежития, а из общинного землевладения.

Общинное землевладение есть не что иное, как крепостное землевладение, где свободная воля каждого отдельного крестьянина закрепощена волею тех, которых здесь так хорошо назвали анархической толпой; я прибавлю – пьяной сплошь и рядом толпой. Отдельный крестьянин, отдельный русский крестьянин – прекрасный, добрый, хороший, отзывчивый человек, но когда они собираются толпой, когда они составляют из себя общину, когда эту общину разные писари споят водкой, тогда действительно эта община является зверем, и с этим зверем надо бороться. (Гегечкори с места: «О! Вот это так!»)

Я приветствую закон 9 ноября как акт раскрепощения свободной воли крестьянской от крепостной зависимости и ставлю этот закон в ряд с Манифестом 19 февраля, я верю, что он будет иметь если не такие же, то близкие к нему по размерам последствия. (Голос справа: «Браво!») И когда русский крестьянин сделается, наконец, землевладельцем, тогда Россия будет достаточно богата, и не останется на Руси бед, на кои мы часто основательно, а часто и неосновательно жалуемся. (Голоса справа: «Браво!») В общине, господа, крестьянин пропадает – это мы знаем все. В особенности те, кто живет в черноземных губерниях. Сплошь и рядом мы видим села в 10 000, в 15 000 жителей, скученными у той реки, в которой господин Тимошкин желает ловить рыбку. Нет, господа, когда 10 000 или 15 000 мужиков живут скученно на реке, там рыбки не может быть, оставьте и думать о рыбке, в такой воде, кроме грязи и тины, ничего нет, и никакая рыбка там не может существовать. Община гибнет оттого, что при чрезвычайной скученности ее поля сплошь и рядом тянутся за 20-30 верст от деревни. За иной копной крестьянин выезжает утром, обедает в поле, а возвращается вечером с этой копной хлеба. Вы поймете, кто знает сельское хозяйство, что это значит, это значит не иметь никакой земли, и сами крестьяне, которые живут в деревне, знают, что значит община, они говорят нам, как это говорил Дворянинов, что община губит всякую энергию, всякое желание улучшить свое хозяйство. Невозможно при