В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват Страница 21

Укутав шею теплым шарфом, спускается Копусов.

— Ну и трусил же я, что доктор зачалит! — улыбается Иван Александрович.

Через полминуты к нам присоединяется Колесниченко.

Аппаратная петропавловской радиостанции ярко освещена. «У вас только двенадцать тысяч слов? — разочарованы связисты. — Да это нам на один зубок! Утром добавите? Добро!»

Первой уходит наша с Копусовым радиограмма о прибытии «Смоленска» в Петропавловск. За ней — выдержки из дневника Маркова. До рассвета надо продиктовать машинисткам еще пять-шесть статей… В Москве сейчас три часа дня, значит, в завтрашней газете читатели увидят начало марковского дневника…

Теплое, солнечное утро. Из-за сопок появилась эскадрилья самолетов. Навстречу «Смоленску» вышла флотилия кораблей, пестро расцвеченных флагами. Население Петропавловска высыпало на берег.

Мне вручают радиограмму из редакции: корреспонденции получены, дневник Маркова начали печатать, Копусову — благодарность за активную работу для «Правды». Спустя два часа — новая «молния»: по заданию редакции завтра из Хабаровска в Петропавловск стартует летающая лодка «С-55»; надо подготовить все материалы и вручить их командиру машины.

Днем, когда в городском театре шло торжественное заседание, в порту ошвартовался «Красин». Вскоре в фойе появился средних лет человек в надетой набекрень фуражке морского летчика и в светло-коричневой кожанке. Поравнявшись со мной, он вежливо козырнул и, поглаживая коротко подстриженные усики, спросил баском:

— Вы москвич?.. Не знаете ли, Виктор Львович Галышев здесь?

— Он в президиуме, на сцене.

Не трудно было догадаться, что это Маврикий Слепнев.

— Выступления не окончились? Отлично. Успею. Впечатлений масса! Вы фотограф, кинооператор, журналист? Простите, ваша фамилия? Значит, плывем вместе! Ну, я пошел… Как это в «Онегине»? «Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал…»

Словоохотливый и общительный летчик направился в зал. Оттуда послышались аплодисменты.

В фойе стремглав влетел Розенфельд:

— Опять встретились! Третий раз в этом месяце.

— Как сходили на Аляску?

— Погоди, все расскажу. Сейчас был на радиостанции. Сюда идет «Сучан», везет почту из Владивостока, московские газеты…

Миша сыпал новостями, перескакивая с темы на тему. Красноречиво описал поход на Аляску. Несколькими штрихами метко охарактеризовал Слепнева. Мимоходом вспомнил об индейце Эли, с которым познакомился в Номе, и о старике греке, по фамилии Грамматика, просившем, чтобы его «за любую плату» доставили в Европу.

— Интересно на Аляске? — спросил я.

Мой приятель скорчил гримасу:

— Я-то воображал: Ном, Ном!.. Маленький провинциальный городок. Зеленая скука. Рай для сплетников: в Номе каждая собака знает, что получила на обед соседская кошка…

Появился Борис Изаков.

— Завтра лечу в Москву, — сказал он.

— Как? С кем?

— Очень просто — самолетами. Переходя с одной машины на другую, я рассчитываю попасть из Хабаровска в Москву за пять суток.

— А как же до Хабаровска? — ревниво допрашивал Розенфельд.

— На летающей лодке «С-55».

— Вот удача! Совершить перелет Камчатка — Москва! Будет о чем написать…

От окраины Петропавловска по склону сопки черной змейкой вилась тропа, теряясь на вершине среди пятен побуревшего снега. В долине по-весеннему журчал ручей. У подножия сопки он вливался в бурный поток, с гулом стремившийся к бухте. Ветер гнал густые клубы тумана… Каково сейчас над холодным Охотским морем? Где хабаровская летающая лодка? Прибудет ли она сегодня?..

Поднялись на вершину. Михаил Сергеевич Бабушкин, запрятав ладони в широкие рукава кожанки, уселся на почерневшем пне. Сощурив глаза, он подставил обнаженную голову солнечным лучам.

Бабушкин восхищался открывающимися видами и искал в них сходство с живописными уголками родного Подмосковья, вспоминал о своих странствиях, с нежностью говорил о семье. По стоило мне заикнуться о полетах в Арктике, как летчик погрустнел:

— Не надо, право, такая благодать вокруг!

Близился полдень, когда мы двинулись в обратный путь. Тропинка вывела нас на узкую улочку окраины. Повстречав группу полярников, мы вместе направились к «Смоленску». Чукчанка Вера с любопытством осматривалась, все казалось ей удивительным: двухэтажные и даже трехэтажные здания, магазины, океанские суда, шумная толпа. Михаил Сергеевич рисовал девушке жизнь большого мира, с которым ей предстояло познакомиться.

— Послушайте, — сказала Вера, — где-то работает большой мотор.

— Вероятно, на лесопилке, — заметил Конусов.

— Погодите, погодите, — прислушался Бабушкин. — Летит хабаровская «гидра»!

Из-за сопки вынырнула двухмоторная летающая лодка. Ее голубая окраска сливалась с цветом неба. Машина коснулась воды в центре бухты и понеслась по ее глади. От берега, пыхтя и чихая, к самолету двинулся катер.

Я заторопился на пароход. В кают-компании накрывали стол для хабаровских гостей.

— Штурман летающей лодки «С-55», — представился прибывший на катере светловолосый молодой человек с колючими серыми глазами. — Где журналист Изаков?

— Сейчас явится. Когда летите обратно? — спросил я.

— Через час двадцать. В Хабаровск сегодня не успеем, придется заночевать на западном побережье Камчатки… А вот и командир самолета.

В кают-компанию вошел мужчина лет сорока пяти; Водопьянов, Ляпидевский, Доронин, Святогоров обступили его, посыпались вопросы:

— Где летает «черный» Иванов? Что делает старик Мауно? А как Илья Мазурук?..

Передав Изакову пакет для редакции, я помчался отыскивать фотографа Новицкого и челюскинского кинооператора Аркадия Шафрана. Найти их можно было в лаборатории «Камчатской правды» либо в местной артельной фотографии с вывеской «Ателья».

Лаборатория занимала получердачное помещение, куда вела расшатанная винтовая лестница. Поднимаясь, я услышал журчание Новицкого:

— Я ему, значит, говорю — нет аппетита, и точка! А доктор…

— Петр Карлович, снимки готовы? — крикнул я. — Самолет уходит!

— Всякому овощу — свое время, — наставительно вымолвил Новицкий и снова обратился к Шафрану: — А доктор, стало быть, свое. «Медвежатина, говорит, штука отменная, но в неумеренных дозах…»

— Самолет уйдет без ваших снимков, — простонал я. — Петр Карлович, где негативы?

— Мокнут, — с убийственным хладнокровием ответил фотограф, погружая толстый палец в ванночку с мутной жидкостью. Затем, указав на деревяшку, с которой свисали змеившиеся ленты, так же невозмутимо добавил: — А эти сохнут.

— Предупреждаю, что самолет уйдет, и снимки останутся при вас. Читатели увидят их в лучшем случае через месяц!

Новицкого проняло:

— Аркадий, где спирт? И чего ты канителишься, не понимаю!

Шафран протянул ему пузырек:

— Мои снимки высохли, сейчас буду упаковывать.

— А я? А мои? Это, голуба, не по-товарищески!

Я всячески тороплю фотографа и наконец, вырвав из его рук пакет, скатываюсь по закруглениям лестницы… До берега близко, но летающая лодка стоит на той стороне «ковша». Найду ли я катер, чтобы переправиться?

Во весь дух бегу