Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров Страница 19

и потребителям продовольствия. Нужно было проводить давно назревшую ценовую реформу. Ее планировали давно, но всегда откладывали, чтобы не вызвать политического кризиса: «неизменность цен была одним из важнейших компонентов контракта власти с народом». Отложили и на этот раз… Нужно было сокращать капвложения и военные расходы, но это означало пойти на конфликт с хозяйственной, административной и военной бюрократией, нарушить сложившиеся правила игры. Иными словами, нужно было выбрать, чем рискнуть-конфликтом с народом или с элитой. Этого выбора Горбачев не сделал. Вместо этого он действовал в прямо противоположной логике: не пытался сбалансировать госбюджет, а как будто намеренно еще сильнее подрывал его. Он инициировал программу «ускорения», потребовавшую новых масштабных капвложений, провел антиалкогольную кампанию и, наконец, сократил закупки импортных товаров народного потребления, еще больше усугубляя товарный голод в стране. В экономическом плане перестройка явно пошла не туда… Кризисная ситуация не разрешалась, а только усугублялась.

К 1989 г. уже всем стало ясно, что экономика идет вразнос и нужны радикальные, а не косметические меры. Цены на нефть оставались низкими, бюджет трещал по швам, внешние займы увеличивались угрожающими темпами. Эффекта от половинчатых решений не было. Дисбалансы в экономике только нарастали, дефицит становился нестерпимым – он проявлялся уже и в Москве, чего раньше власти не допускали. Политическая либерализация, предпринятая Горбачевым, создала угрозу позициям коммунистических элит в союзных республиках; чтобы не быть раздавленными растущим националистическим движением, они «перекрасились» и начали «парад суверенитетов». На союзном бюджете это сказалось катастрофическим образом: перестали поступать деньги от налогов. Начинались развал финансовой системы и галопирующая инфляция. Зарубежные банки отказывали СССР в новых кредитах, а золотовалютные резервы быстро исчерпывались. Горбачеву пришлось в ускоренном порядке «сбрасывать балласт» – резко сокращать поддержку сателлитов СССР за рубежом, демонтировать Организацию Варшавского договора, идти все дальше навстречу Западу с целью пролонгирования прежних займов и получения новых. И тем не менее никаких серьезных экономических реформ Горбачев не реализовал. Принимались законы о кооперации и коммерческих банках, но оба они только ухудшили положение – руководители предприятий госсектора использовали их, чтобы обналичить деньги, выведя их из-под контроля государства. Окончательно добил страну августовский путч 1991 г.: после него союзные республики перестали серьезно относиться к Горбачеву и взяли курс на быстрое объявление независимости. Осенью того же года Россия запустила собственную программу экономических реформ, перестав надеяться на союзную. Ельцин назначил и. о. премьера Гайдара. Он получил страну без валюты, без запасов продовольствия, без банковского кредита, без границ, без собственного платежного средства. Крупные города стояли на грани голода – на прилавках ничего не было. Решения, принятые в такой ситуации, не могли не быть экстремальными и крайне болезненными. Такими они и оказались.

Валентин Павлов

Упущен ли шанс?

М.: Терра, 1995

Мемуары неудачника-так, наверное, можно назвать эту книгу. Валентин Павлов – единственный советский «премьер-министр» (ни до, ни после него такой должности не было). Он занимал этот пост недолго, меньше девяти месяцев, но в ключевой период нашей истории – с января по август 1991 г. Павлов запомнился советским людям благодаря обмену денег – «павловской реформе», которая, как декларировалось, должна была изъять из денежного оборота значительную часть средств, накопленных подпольными и криминальными структурами. Хотя планы у него были гораздо более амбициозными: остановить деградацию советской экономики, развал хозяйственных связей, финансовый и налоговый кризис, процесс распада Союза. Не удалось! Хотя казалось, что возможности для этого были… Горбачев назначил Валентина Павлова главой правительства в момент, когда его извилистый и противоречивый политический курс сделал очередной разворот. В терминах тех лет президент СССР от «левой» политики перешел к «правой». От довольно мягкого отношения к сепаратистам из союзных республик, опоры на столичную интеллигенцию и свободную прессу, заигрывания с «демократами», требовавшими ускорения политических и экономических реформ, Горбачев развернулся в противоположную сторону-к силовым структурам и политическим силам, требовавшим жестко пресечь центробежные тенденции, остановить реформы, «подморозить» страну. В этом и был шанс Павлова.

Увы, такой поворот дался советскому лидеру непросто и явно задумывался им как временный тактический маневр, а не смена стратегического курса. Сам Горбачев к этому времени, потеряв поддержку радикальных «демократов», стал чужим и для «державников», к которым теперь примкнул. Поэтому «правый галс» начала 1991 г. неизбежно получился половинчатым, непоследовательным и малорезультативным. Символом этого времени можно назвать попытку советских войск взять под контроль Вильнюс-столицу сепаратистской Литвы, этот несостоявшийся «советский Тяньаньмэнь». Несостоявшийся, потому что в последний момент Горбачев пошел на попятную и отменил приказ войскам. И процесс распада страны продолжился… Горбачев к этому моменту уже устал от малоудачных преобразований, явно вышедших из-под его контроля. Запутавшийся и уставший, он подобрал себе деятельного премьера-технократа. Отказавшись придать официальный статус программам радикальных реформ типа «500 дней» Григория Явлинского, Горбачев обратился к аполитичному Павлову, долгое время занимавшему пост министра финансов СССР и отлично знавшему финансово-экономическую ситуацию изнутри. Президент уже хотел ничего не менять, но так, чтобы все (а именно советский режим) изменилось само по себе. Павлов, в отличие от него, хотел все изменить, чтобы советский режим устоял. Он стал экономическим «мозгом» советских державников, причем вполне реформистским, не консервативным. Его подход к реформам за неимением лучшего определения можно, наверное, назвать «китайским».

Как профессиональный финансист Павлов делал ставку на переход от государственного планирования в «штуках» и «тонно-километрах» к планированию в рублях. Поздний СССР нуждался, по сути, в новой индустриализации, смене доминирующего корпуса технологий на «интенсивные, наукоемкие, требующие больших инвестиций». Однако сталинские рецепты индустриализации воспроизвести было уже невозможно: исчезли избыточные резервы рабочей силы и резко ухудшилась экологическая ситуация, дальше строить заводы, игнорируя природные издержки, стало невозможно. Что же делать? «Предполагалось, что сфера государственного регулирования экономики, во-первых, перестанет быть всеобъемлющей, а во-вторых, само это регулирование будет вестись в рамках товарно-денежных отношений». Первым шагом должна была стать реформа ценообразования, в основе своей остававшегося неизменным со сталинских времен. Вторым – реформа системы оплаты труда. Предлагалось сделать ее более дифференцированной, включить денежные стимулы «на всю катушку», позволить людям зарабатывать больше-и больше приобретать. Кроме предметов личного потребления необходимо было разрешить покупать и средства производства. Это открывало путь к формированию наряду с госсектором экономики сектора частного, основанного на частной же собственности. Тогда появились бы стимулы для высокопроизводительного труда, которые почти исчезли в позднесоветской экономике: «больше половины произведенного национального дохода мы стали распределять бесплатно… чем больше и лучше люди трудились, тем относительно меньше они начинали зарабатывать». Иначе наиболее активные слои общества в условиях научно-технической революции «не смогут, а и не захотят довольствоваться такой перспективой».

Таков эволюционный путь