Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 17

Для тотального анкетирования американцы разработали сокращенный вариант анкеты (Meldebogen), включавший лишь 26 вопросов. При этом «ленточный червь» (Fragebogen) продолжал использоваться для тех, кого считали необходимым подвергнуть углубленной проверке. В общей сложности в американской оккупационной зоне за 1945–1948 гг. было заполнено 2,5 млн Fragebogen и 13,5 млн Meldebogen.

Справиться с таким потоком бумаг американская военная администрация, уже имевшая печальный опыт, не рассчитывала, поэтому одновременно в начале 1946 г. стартовала передача процесса проверки анкет немецким органам. 5 марта 1946 г. правительства земель в американской зоне приняли Закон об освобождении от национал-социализма и милитаризма, определявший основные параметры новой процедуры.

Весной 1946 г. на территории зоны было создано 545 судебных палат (Spruchkammern), в каждой из которых имелись председатель, обвинитель и заседатели. Юридического образования им не требовалось, только незапятнанная репутация. Председатели палат перед началом работы проходили краткосрочные подготовительные курсы. Найти желающих, однако, порой было непросто — в том числе и потому, что многие кандидаты отказывались, не желая выступать в роли судей по отношению к собственным соседям и коллегам. Однако в итоге все органы были созданы; в общей сложности в системе работало более 22 000 человек. Дела тех, кто находился в лагерях для интернированных, рассматривали отдельные лагерные судебные палаты.

Заполнение анкет было увязано с получением продовольственных карточек, поэтому желающих уклониться оказалось немного. При первичной оценке палата принимала решение, подлежит ли анкета рассмотрению по существу. Если речь шла о людях, которые явно не были причастны к преступлениям, например о простых домохозяйках или глубоких стариках, в большинстве случаев ответ оказывался отрицательным. Оставшиеся анкеты подлежали углубленной проверке, которую и называли процедурой денацификации; до вынесения решения человеку запрещалось занимать какие-либо должности, кроме самых простых и низкооплачиваемых (например, работа на разборе руин). В результате рассмотрения по существу палата выносила решение о принадлежности человека к одной из пяти категорий: главные преступники (I), виновные (II), незначительно виновные (III), попутчики (IV) и невиновные (V). Директива Союзного контрольного совета № 38 в октябре 1946 г. распространила эту систему на все оккупационные зоны. В зависимости от категории назначалось наказание: от нескольких лет пребывания в трудовом лагере до небольшого денежного штрафа. Распространена была частичная или полная конфискация имущества, которое затем планировалось использовать для выплаты компенсаций пострадавшим от нацизма. Кроме того, принадлежность к категориям I–III была сопряжена с существенными ограничениями — например, почти полным запретом на занятие руководящих должностей и лишением активного и пассивного избирательного права.

В подавляющем большинстве случаев решение принималось на основании документов, однако палата имела право вызвать анкетируемого на заседание, устроить ему допрос, выслушать свидетелей обвинения и защиты. Такое происходило примерно в одном из десяти случаев. Личное присутствие обвиняемого становилось обязательным, если обвинитель требовал его включения в категории главных преступников или виновных.

Облегчить участь человека, которому грозило попадание в одну из «проблемных» категорий, могли сведения о его оппозиционной деятельности или хотя бы критическом отношении к режиму. Источниками подобного рода данных выступали очевидцы, и к анкете разрешалось прилагать сопроводительные документы — свидетельства жертв режима или людей, признанных незапятнанными. Исследования показывают, что немцы широко пользовались такой возможностью: к примеру, баварцы представили 2,5 млн свидетельств (разумеется, к одной анкете могло быть приложено несколько таких документов). Решение, вынесенное судебной палатой, разрешалось обжаловать в апелляционной палате, которая, как правило, существенно смягчала приговоры. Располагавшие средствами могли также прибегнуть к услугам адвокатов, что обычно положительно сказывалось на исходе рассмотрения их дел.

По общему молчаливому согласию палаты в первую очередь занялись теми, кто с высокой степенью вероятности не был замешан в действительно серьезных преступлениях. «Крупную рыбу» отложили на более поздний срок. Причины такого решения были абсолютно рациональными. Во-первых, кадровый голод требовал поскорее дать возможность квалифицированным специалистам вернуться на рабочие места. Во-вторых, казалось вполне справедливым, если невиновные и попутчики пройдут процедуру сравнительно быстро, а преступники будут вынуждены ждать решения гораздо дольше. На тот момент никто еще не предполагал, что это решение на практике породит несправедливость совершенно другого рода.

Работа палат, естественно, вызывала живой интерес у немцев — в особенности тех, кому процедура денацификации еще предстояла. Новости и слухи передавались из уст в уста, многие искали возможность неофициально узнать о своих перспективах. С безусловным одобрением встречались, как правило, суровые приговоры нацистским доносчикам — наиболее ненавистная для общества категория преступников из числа «маленьких людей». Не меньшую радость вызывало осуждение многих партийных функционеров, откровенно обогащавшихся за счет своего положения в Третьем рейхе.

В то же время деятельность судебных палат с самого начала активно критиковалась, причем с совершенно разных сторон. Поводов, действительно, хватало: работа палат была далека от идеальной. Учитывая массовый характер анкетирования, рассмотрение документов занимало подчас немалый срок — до одного года. Поскольку многие не могли устроиться на работу по специальности без решения судебной палаты, ожидание оказывалось мучительным. Люди были готовы дать взятку просто ради того, чтобы ускорить рассмотрение своего дела. «Тысячелетний рейх оказался правдой, — грустно шутили остряки, — это 12 лет нацизма и 988 лет денацификации»[31].

Члены судебных палат, особенно в сельской глубинке, зачастую не слишком успешно справлялись с поставленной задачей. Им не хватало необходимой квалификации, и нередко они перестраховывались, вынося слишком мягкие решения. Свою роль играли соображения вроде «нам ведь дальше с ними жить»: члены палаты понимали, что судят своих соседей, потенциальных работодателей, возможных будущих начальников. Ситуация «рука руку моет» возникала, к примеру, в университетских городах, где «незапятнанные» профессора и доценты судили своих же коллег и при этом проявляли далеко идущую корпоративную солидарность.

Тем, кто подходил к делу закатав рукава, нередко приходилось сталкиваться с угрозами и насилием со стороны сограждан, заподозривших их в излишнем рвении. Случались поджоги служебных помещений и покушения. Бывали случаи, когда членов судебных палат закидывали камнями, убивали их домашний скот, взрывали автомобили. Особо усердные участники денацификации потом еще долгое время подвергались социальному остракизму и испытывали трудности с поиском работы. В Бремене один из наиболее авторитетных местных политиков, Генрих Хольман, занимавший должность главного прокурора, попал под огонь критики после того, как публично заявил о неадекватной работе судебных комиссий и неоправданно мягких приговорах. Свободная демократическая партия (СвДП) исключила его из своих рядов; бременские юристы подписали коллективную резолюцию с требованием принять против прокурора дисциплинарные меры. В конце января 1948 г. Хольман был вынужден уйти в отставку, хотя последовавшее разбирательство показало, что он действовал безупречно.

Поскольку стандарты были довольно расплывчатыми, в двух соседних судебных комиссиях в