Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 16

предприятие, Черноморский флот под командованием адмирала А. С. Грейга захватил Созополь, расположенный к югу от восточной оконечности Балканских гор, и оставил там гарнизон. Затем Грейг блокировал Константинополь с севера, в то время как российская эскадра в Средиземном море под командованием вице-адмирала Л. П. Гейдена препятствовала подвозу зерна в османскую столицу через Эгейское море и Дарданеллы. Между тем неоднократные попытки османов отбить Варну не увенчались успехом и в конце концов предоставили Дибичу шанс разбить основные силы великого визиря под Кулевчей 30 мая 1829 года. Разумно отказавшись от штурма Шумлы, Дибич затем предпринял свой знаменитый бросок через Балканы, заняв Бургас и Айдос в середине июля.

Османы были явно не готовы к такому развитию событий. Ожидая, что русские будут штурмовать Шумлу, они стянули крупные силы в эту твердыню, оставив пространство к югу от Балкан почти без защиты. Несмотря на потерю многих солдат из‑за болезней, Дибич не встретил большого сопротивления, и 8 августа 1829 года его войска без боя заняли Адрианополь. Второй по величине город в Европейской Турции сдался всего через полтора месяца после взятия Эрзерума в восточной Анатолии войсками кавказского корпуса под блестящим командованием И. Ф. Паскевича. Будучи вынуждены сесть за стол переговоров, османы поначалу пытались тянуть время в надежде на англо-австрийское вмешательство. Однако Дибич направил свои передовые отряды к окраинам Константинополя, потребовав заключения мира до начала сентября, угрожая в противном случае пойти на штурм османской столицы. Дибич, очевидно, блефовал, поскольку на его ослабленную болезнями, едва ли двадцатитысячную армию надвигалось с запада сорокатысячное войско шкодерского паши. Однако его блеф сработал: 2 сентября 1829 года османские представители подписали знаменитый Адрианопольский мир.

Таким образом, война 1828–1829 годов ознаменовалась первым переходом русских войск через Балканы и занятием забалканских территорий. В то же время это смелое предприятие, на которое решилось российское командование, не должно скрывать консервативного характера войны, которую вели Николай I и его генералы. Адрианопольский трактат консолидировал российский протекторат над Дунайскими княжествами, укрепил и расширил автономию Сербии и обещал таковую же для Греции, однако оставил значительную часть Европейской Турции без изменений. Консервативный подход царя к определению целей войны и способов их достижения подтверждается и самим объявлением войны в апреле 1828 года. В меморандуме, направленном российским Министерством иностранных дел европейским правительствам, заявлялось, что Россия, объявляя войну Османской империи, «не имеет ненависти к сей Державе, и не умышляет ея разрушения»[181]. В свою очередь царский манифест об объявлении войны, адресованный населению Российской империи, в качестве ее причин приводил нарушения Портой предыдущих русско-османских договоров и препятствие русской торговле через проливы, но не упоминал греков или балканских единоверцев[182].

Одновременно вице-канцлер Нессельроде остудил грекофильские страсти внутри страны, напрямую отвергнув мысль о том, что Россия поднимается на защиту греческих мятежников[183]. Такие заявления, как и настоятельный совет Николая I сербскому князю Милошу Обреновичу сохранять авторитет, не оставляют сомнений относительно того, что царь представлял эту войну как старорежимное «дело государей», а не борьбу народов. Политика русского командования в ходе этой войны полностью подтверждает это предположение. Хотя российские главнокомандующие и стремились воспользоваться пророссийскими симпатиями отдельных групп балканских единоверцев, принимавшиеся ими меры были направлены на то, чтобы предотвратить «народную войну», а не раскрыть ее разрушительный потенциал.

Русская армия и население Дунайской Болгарии в ходе кампании 1828 года

Переходу русскими войсками Дуная способствовали контакты, установленные с проживавшими в его низовьях запорожцами и некрасовцами. Эти сообщества с XVIII века проживали в дельте Дуная и оказывали ожесточенное сопротивление русским войскам в ходе предыдущих русско-турецких войн. В то время как враждебность староверов-некрасовцев была религиозного характера, отчуждение запорожцев объяснялось разрушением Сечи российскими войсками по приказу Екатерины II в 1775 году. Османские султаны предоставили обеим общинам свободу вероисповедания и освободили от податей, которые платила христианская райя, однако обязали нести военную службу, которую некрасовцы и запорожцы исполняли в качестве вспомогательных отрядов османской армии в войнах 1787–1792 и 1806–1812 годов[184]. Однако взаимная вражда между православными запорожцами и раскольниками-некрасовцами привела к серии вооруженных столкновений между ними в начале XIX века, что наряду с их участием в борьбе с греческими повстанцами в 1820‑е годы ослабило обе группы.

Ко времени Русско-турецкой войны 1828–1829 годов внутреннее единство некрасовцев и запорожцев подорвали трения между исконными выходцами из Российской империи и теми беглыми крепостными и дезертирами неказацкого происхождения, которые были более склонны вернуться на родину при условии официального помилования со стороны российских властей и признания за ними казацкого статуса[185]. После объявления помилования в начале 1828 года около 1000 некрасовцев и более 2000 запорожцев под начальством атамана Иосифа Гладкого действительно перешли на российскую сторону и помогли царским войскам форсировать Дунай. Их последующее размещение в Бессарабии в качестве Дунайского казацкого войска и в окрестностях Мелитополя в качестве Азовского казацкого войска может рассматриваться как продолжение российской политики переселения христианского населения с южного на северный берег Дуная, которое осуществлялось в достаточно широком масштабе в ходе войны 1806–1812 годов. Несмотря на то что подавляющее большинство некрасовцев и большинство запорожцев отвергли предложение российских властей, перебежчики ослабили оба сообщества и подорвали их военное значение для османов[186].

Переход русскими войсками Дуная вызвал бегство мусульманского населения северной Добруджи. По свидетельству А. О. Дюгамеля, вид этой области теперь разительно отличался от ее довоенного состояния. В 1826–1827 годах Дюгамель четырежды пересекал Дунайскую Болгарию и Балканы в качестве участника военной миссии Ф. Ф. Берга, отправленной для составления военно-топографических описаний дорог в Европейской Турции. Вступив в Добруджу с русскими войсками в 1828 году, Дюгамель увидел безлюдную страну, в которой «царствовала мертвая тишина, нарушаемая заунывным криком голодных собак». По приказу османских властей все мусульманское и христианское население покинуло «многолюдные селения и прекрасно возделанные нивы». По мнению Дюгамеля, «[е]сли Болгария сильно пострадала от войны, если села ее были мало помалу разорены и уничтожены, то все это главным образом следует приписать именно бегству жителей»[187].

Обследование 16 деревень в окрестностях некрасовского селения Дунавец в Северной Добрудже выявило, что половина из них, населенная прежде турками и татарами, была ныне совершенно покинута. Из оставшихся восьми два селения запорожцев были также оставлены, а в остальных, населенных болгарами и молдаванами, сохранилось некоторое количество жителей[188]. Отход населения был организован османскими властями, которые, если верить свидетельству генерал-майора П. Я. Купреянова, понуждали к этому даже пушечными выстрелами[189]. Как и в 1806–1812 годах,