Война, мир и книги - Валерий Валерьевич Фёдоров Страница 14

директорского корпуса. Это отвечало его стремлению к расширению своей автономии, которая при Сталине успешно подавлялась, а при Брежневе – наконец восторжествовала. Госплан во многом утратил руководящие функции, «ведомственная либерализация» экономики привела к разбалансировке народного хозяйства и ослабила его управляемость. Более того, реформа запустила процесс размывания «института государственной собственности, способствуя постепенному выделению из нее собственности групповой». Тем самым были заложены основы «директорской приватизации», развернувшейся в 1990-х годах, когда прежде общенародные предприятия через разнообразные схемы превратились в собственность «красных директоров».

Расширение материального стимулирования советских рабочих и управленцев, ставшее результатом косыгинской реформы, не привело к росту продуктивности советской экономики. Вместо этого произошло перераспределение прибыли от государства в целом к работникам отдельных предприятий. Однако на эти деньги нужно было что-то покупать, а покупать-то было нечего! Если бы продуктивность экономики, и прежде всего «предприятий группы Б» (производство предметов потребления), выросла, проблемы бы не возникло. А так как этого не произошло, стал формироваться обширный «денежный навес», необеспеченный товарами и услугами. Это привело к ускорению скрытой инфляции (повышению предприятиями отпускных цен) и обострению дефицита на потребительском рынке. «Предприятию было выгодно производить именно дорогую продукцию, целенаправленно завышая ее трудоемкость и материалоемкость», дешевые же товары вымывались из ассортимента. Каждый отдельный работник стал получать больше, но жизнь в целом становилась только хуже! Тем самым тренд к деградации советской экономики усилился. Усилилась и ведомственная разобщенность, в некоторых случаях «заводы образовали внутри государства отдельное социальное пространство со своей системой производства и распределения». Возникли настоящие «городские индустриальные общины со своими институтами социализации и вертикалью власти». Резко вырос политический вес директорского корпуса при ослаблении влияния партии и государства в целом. Платить за это пришлось всему обществу – ведь, чтобы удержать рабочих, директор был вынужден закрывать глаза на пьянство, брак продукции, воровство…

Все классы в СССР, кроме госпартбюрократии, были отчуждены от политики, поэтому к концу советской эпохи «классы существовали в экономическом смысле, но не в политическом. СССР был классово обезличенным обществом», страной обывателей. Классовая идентичность рабочих последовательно сужалась и в итоге деградировала до «группового сознания на уровне конкретного предприятия». Иными словами, к 1980-м годам свои жизненные интересы и ожидания рабочий связывал со своим заводом, а до класса в целом или даже страны дела ему, по сути, не было. «Рост потребительских настроений среди рабочих стал закономерным результатом отчуждения рабочего класса от рычагов управления экономкой и политической жизни», бюрократия приучила трудящихся к пассивности. Горизонтальные связи внутри рабочего класса ослабли, уступив место вертикальным – внутри предприятия и отрасли. Косыгинская реформа окончательно оформила «смычку» директората и рабочих предприятия – против всей остальной страны. Советское общество превратилось в набор разрозненных трудовых коллективов, которые не рассматривали друг друга в классовых категориях («мы – рабочие»). И поэтому, когда перестройка открыла шлюзы для общественной самоорганизации, трудящиеся стали объединяться не по классовому, а по совершенно другим принципам – национальным, религиозным, политико-идеологическим. Рабочие стали «пассивными наблюдателями политических бурь», а один из самых боевитых их отрядов – шахтеры – даже активно приближали крах СССР. И затем сами стали одними из первых его жертв…

Михаил Восленский

Номенклатура

М.: Захаров, 2016

Советский историк и политолог Михаил Восленский (1920–1997), бежавший в 1972 г. в Западную Германию, стал одним из ведущих западных советологов. Сумма его представлений о системе управления в СССР изложена в книге «Номенклатура», первая версия которой вышла в «самиздате» еще в 1970 г. Именно благодаря ему понятие «номенклатура» (в советском новоязе обозначавшее «перечень наиболее важных должностей, кандидатуры на которые предварительно рассматриваются, рекомендуются и утверждаются данным партийным комитетом») стало наиболее популярным обозначением советского правящего слоя. И хотя особенной научной новизны в работе Восленского не найти – все основные социологические и исторические идеи он позаимствовал у Милована Джиласа, – она ценна тем, что показывает устройство советских управляющих элит весьма подробно и с близкой дистанции, с многочисленными примерами. С учетом прямой генетической связи советских и российских элит и их преемственности изучение номенклатуры может быть полезным и для понимания реалий устройства постсоветского правящего слоя.

Прежде всего, автор считает номенклатуру монопольным правящим классом советского общества. В нее входят отнюдь не «слуги народа», а обладающие впечатляющими привилегиями высокопоставленные управленцы. Ее цель – власть и господство. Но власть любит тишину, и все касающееся этого класса в СССР тщательно скрывалось. Отрицалось само существование такого класса – признавалось только существование группы профессиональных управленцев, принадлежащих к «трудовой интеллигенции». По мнению Восленского, вопреки установкам советской официальной пропаганды, СССР – это не просто классовое, но классово-антагонистическое общество, машина для подавления правящим классом – номенклатурой – других, непривилегированных классов. Таким образом, СССР – не государство рабочих и крестьян, а государство номенклатуры, лишь прикидывающейся «слугами» рабочих и крестьян, чтобы проще и надежнее управлять ими и эксплуатировать их. Увы, «самоотверженная борьба революционеров – марксистов, революция, длительная и суровая Гражданская война, истребление целых классов прежнего общества, бесконечные усилия и несчетные жертвы – все во имя построения справедливого общества без классов и классовых антагонизмов – привели в итоге лишь к созданию нового антагонистического общества». Его антагонистичность и составляет на деле главную советскую тайну.

Историю создания номенклатуры и подчинения ею советского общества Восленский разделяет на три этапа. На первом из них в недрах старого русского общества возникла организация профессиональных революционеров, ставшая «зародышем нового класса». На втором этапе эта организация в результате Октябрьской революции пришла к власти. Появились два правящих слоя: «высший – ленинский, состоящий из профессиональных революционеров, и находившаяся под ним сталинская номенклатура». На третьем этапе, в течение 1920-1930-х годов, номенклатура уничтожила «ленинскую гвардию» и захватила монопольное господство в СССР. «Ленинская гвардия» установила свою диктатуру, но верила, что это будет диктатура в интересах пролетариата, и ради него была безжалостна ко всем врагам. Сталинская номенклатура гораздо более цинична: «она спокойно обманывала пролетариат, крестьянство, всех остальных, но, в противоположность ленинцам, не обманывала себя. Она не питала иллюзий, что стремится к благу трудящихся». Благодаря ликвидации ленинцев «в правящем слое общества коммунисты по убеждению сменились коммунистами по названию». Декларируя движение к бесклассовому обществу, ленинцы на деле создавали новый господствующий класс, хотя это и противоречило их убеждениям. Для сталинцев же подчинение и эксплуатация народа противоречили только их словам. Из ленинцев в сталинцы смогли перейти и выжить в качестве членов господствующего класса те немногие, кто отрешился от марксизма, сохранив только марксистскую фразеологию ради места в номенклатуре.

После захвата и укрепления власти правящий класс увлеченно занялся своим самовоспроизводством, ограничением притока