Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 14

Была ли эта политика результативной? Вопрос об отношении рядовых немцев к Нюрнбергскому трибуналу остается спорным по сей день. Иностранные журналисты, посещавшие западные оккупационные зоны, писали о широко распространенном равнодушии и отсутствии интереса к судебному процессу. Опросы, проводившиеся американцами, рисуют несколько иную картину: подавляющее большинство немцев утверждали, что следят за газетными репортажами из Нюрнберга и узнали из материалов процесса нечто новое для себя. При этом 72 процента были согласны с тем, что победители имеют право судить нацистских преступников. Впрочем, согласно данным тех же опросов, уровень поддержки быстро снижался: если в конце 1945 г. всех подсудимых считали виновными 70 процентов опрошенных, то год спустя — только 50 процентов. Однако, как уже говорилось выше, эти цифры можно интерпретировать по-разному: неизвестно, изменились ли настроения немцев или те, кто в первые послевоенные месяцы сторонился участия в опросах или предпочитал врать, постепенно стали говорить то, что думали.

Вопрос о том, как Нюрнбергский трибунал повлиял на происходившие в немецком обществе процессы в долгосрочной перспективе, также вызывает споры. На одном краю спектра — представление о нем как о «наиболее важном послевоенном факторе, создавшем демократическую и процветающую Западную Германию»[27]. На другом — мнение, что влияние Нюрнбергского трибунала на западногерманское общество было скорее незначительным. Действительно, с одной стороны, трибунал наглядно продемонстрировал преступную сущность нацистского режима; лишь меньшинство немцев усомнились в правдивости доказательств, приведенных обвинителями. С другой стороны, он помог закрепить в общественном сознании представление о том, что виновниками преступлений Третьего рейха была лишь горстка высокопоставленных нацистов. Американский публицист Милтон Майер, проведший несколько месяцев в послевоенной Германии, писал: «Нюрнбергский метод убедить их в собственной вине был ошибочным. Проблема не в том, что послание не дошло до них — оно просто не имело фундаментального эффекта. Его воспринимали как наказание за проигранную войну»[28].

Гораздо меньше, чем суд над главными военными преступниками, известны последующие Нюрнбергские процессы. Второй международный трибунал, где на скамье подсудимых должны были оказаться представители деловых кругов, не состоялся из-за сопротивления британцев. Но американские оккупационные власти, полные решимости покарать нацистские элиты, в 1946–1949 гг. последовательно судили представителей различных профессиональных групп: от врачей и дипломатов до промышленников и генералов. Главный обвинитель Телфорд Тейлор сформулировал цель этих процессов следующим образом: «Немецкий народ пока не имеет представления о том, как глубоко преступное безумие нацизма проникло в каждый аспект жизни немцев и какими разрушительными были последствия. Наша задача — объяснить им это»[29]. Американцам важно было продемонстрировать не только соучастие подсудимых в конкретных преступлениях, но и преступный характер их деятельности в целом, нарушение всех мыслимых профессиональных стандартов: ученые занимались политически мотивированной псевдонаукой, дипломаты извратили саму суть дипломатической деятельности, солдаты совершали военные преступления и так далее.

В декабре 1946 г. начался первый процесс. Перед судом предстали 23 немецких медика, участвовавшие в таких жутких преступлениях, как массовая эвтаназия инвалидов, насильственная стерилизация, жестокие опыты над узниками концлагерей. В августе 1947 г. семеро были приговорены к смертной казни, пятеро к пожизненному заключению, четверо к тюремным срокам от 10 до 20 лет, семеро оправданы.

Эти процессы оказались куда менее зрелищными и вызвали меньший интерес, чем международный трибунал. «Звездные» юристы вернулись в США, их место заняли не столь опытные коллеги, искренне стремившиеся наказать преступников, но не всегда располагавшие необходимыми для этого ресурсами. На стороне подсудимых, в свою очередь, сплошь и рядом оказывались сильные команды адвокатов, которые мастерски организовывали защиту. Это приводило к сравнительно высокой доле оправдательных или компромиссных приговоров. Легче всего отделались предприниматели: в стане победителей всерьез опасались, что осуждение германского капитализма станет символическим приговором капитализму как таковому. Летом 1948 г. по делу химического гиганта «ИГ Фарбениндустри» судьи вынесли решение, подразумевавшее, что капитаны немецкой экономики виновны не больше, чем среднестатистический немец.

Последний, двенадцатый процесс — над нацистскими дипломатами — завершился в апреле 1949 г. К этому моменту уже чувствовалось влияние холодной войны: все большее число американцев видели, например, в немецких генералах потенциальных собратьев по оружию. Обвинения в ходе американских Нюрнбергских процессов были предъявлены в общей сложности 185 подсудимым, вынесено 177 приговоров. Двадцать пять человек были приговорены к смертной казни (12 приговоров приведено в исполнение), 20 к пожизненному заключению, 97 к различным тюремным срокам, один к конфискации имущества, 35 оправданы.

Довольно любопытны стратегии защиты, которые выбирали подсудимые. В общем и целом они сводились к семи основным вариантам:

• «Я ни о чем не знал». Самым простым вариантом было отрицание какого-либо соучастия в преступлениях. Поскольку стороне обвинения часто не хватало необходимых ресурсов, не всегда удавалось своевременно обнаружить документы, недвусмысленно доказывавшие факт осведомленности и даже прямого участия подсудимого в нацистских злодеяниях.

• «То, что я делал, было совершенно законным». Аргумент, который использовался постоянно: закон обратной силы не имеет, поэтому нельзя судить человека за то, что на момент совершения не являлось преступлением. Nullum crimen, nulla poena sine lege («Нет ни преступления, ни наказания, если они не предусмотрены законом»), как говорят юристы. Ситуация была предсказуемой, поэтому сторона обвинения старалась с самого начала действовать таким образом, чтобы затруднить защите использование этого аргумента. Тем не менее он часто звучал и нередко принимался судом.

• «Я просто выполнял приказы». Такая интерпретация подразумевала, что ответственность за преступный приказ несет не тот, кто его исполнил, а тот, кто его отдал. Часто подсудимые жаловались на то, как тяжко им жилось и какие страшные кары ждали их в случае ослушания. Дескать, судьи приехали из сытой демократической Америки, не представляют себе реалий Третьего рейха и не знают, что сделали бы с исполнителями, если бы те отказались хоть что-нибудь исполнять. Поскольку в распоряжении суда времени было не так много, не всегда удавалось доказать, что в большинстве случаев ничего особенно страшного с «отказником» не случилось бы; максимум — обошли бы повышением.

• «Я просто выполнял свой профессиональный долг». Этот аргумент был распространен среди чиновников, военных, юристов и ученых. Дескать, я генерал, мне по профессии положено составлять планы кампаний, готовиться к войне и воевать, что вы от меня хотите-то? На первый взгляд, тот же аргумент «я просто выполнял приказы», но на самом деле есть принципиальное отличие. Про «профессиональный долг» обычно говорили те, кто своей работой на высоких постах помогал нацистам осуществлять свои преступления. И речь здесь шла не о санкциях за возможное ослушание, а о «нормализации» этой работы: я просто выполнял свои обычные рабочие обязанности, а что это происходило в Третьем рейхе — ну, извините, страну не выбирают. Определенное