Национальная идея России - Валерий Александрович Тишков Страница 23

Еще одна специфика носит сугубо лингвистический характер, который заключается в употреблении, а также в переводе на другие языки (включая и обратный перевод на русский язык) таких фундаментальных категорий, как русский и российский, обозначающих страну и ее жителей. Казалось бы, дилемма «русский – российский» – это вопрос внутрироссийских пониманий, ибо для остального мира мы все – жители страны под названием Российская Федерация (Россия), что в переводе на наиболее распространенный английский язык звучит как Russian Federation (Russia). Это означает, что, называя нас Russians, внешний мир имеет в виду не только этнических русских, а всех жителей страны, т. е. россиян. Следовательно, так и должно переводиться на русский язык обозначение жителей страны, как «россияне». Если Russian Federation – это не Русская, а Российская Федерация, то и слово Russians в данном случае означает «Россияне».

Грамотные (информированные) люди в России и за рубежом, если хотят выделить русских как этническую общность или же как личностную этническую принадлежность, уже давно используют понятие «этнические русские» (ethnic Russians) или Great Russians (великороссы). Так что давний и устойчивый миф, что для «внешнего мира мы все – русские», следует скорректировать и более правильно сказать, что для внешнего мира мы все – россияне. Однако многообразие значений слов «русское» и «российское» заключает в себе не только историческую динамику заключенных в них смыслов, но и синонимичность двух важнейших для нашего языка категорий. Если брать исторический срез, то нужно сказать, что русский язык долгое время назывался российским языком или великорусским наречием русского языка. Ломоносовская «Грамматика российского языка» и труд В. И. Даля «Толковый словарь живого великорусского языка» – тому свидетельства.

Само слово «русский» расширило (в чем-то и заузило!) свои значения только в ХХ веке, когда вместо трех ветвей одного народа русских и трех его наречий (великороссы, малороссы, белорусы) были конституированы уже в советской этнической номенклатуре три отдельных народа-нации: русские, украинцы, белорусы. У моего покойного тестя 1918 г. рождения в паспорте в графе национальность стояло «великоросс». Противникам российского стоило бы также напомнить, что и отечественная православная церковь до Великой Отечественной войны носила официальные названия «Православная церковь Российской империи» и «Православная российская церковь»[93]. Нынешнее ее название Русская православная церковь было принято лишь осенью 1943 года. Отчасти это было отражением общего процесса демонтажа «российскости», которое имело место после создания на месте России государства под названием СССР.

Даже применительно к словесности такие понятия, как «русская литература» и «русский писатель/поэт», тоже представляют собой сравнительно недавние новации. В знаменитой энциклопедии Брокгауза и Эфрона можно прочитать в статье об А. С. Пушкине следующую дефиницию: «великий российский поэт». Так что после распада СССР вопрос языкового выбора в фундаментальных вопросах обозначения страны и идентификации ее жителей встал вполне определенно и требовал своего обновленческого выбора. В принципе после ухода категории «советский» суть этого выбора оказалась между двумя понятиями: русский и российский. Как обозначить народ и саму нацию?

Используя прием, подсказанный А. Миллером, можно задать вопрос татарам в Татарстане или чеченцам в Чечне, готовы ли они назвать себя русскими и принадлежащими к русской нации независимо от этнической принадлежности (национальности), или для них будет более предпочтителен вариант считать себя россиянами и принадлежать к российской нации-государству? Почти наверняка предпочтение будет отдано второму варианту, хотя найдутся и такие, кто может не захотеть обозначать свою принадлежность к двум нациям одновременно: этнической и политической (гражданской). Но таких этнических эксклюзивистов («антироссиян») будет явное меньшинство. И наверняка меньше, чем «антииспанцев» среди каталонцев и басков в Испании и «антибританцев» среди шотландцев и ирландцев в Великобритании.

В таком случае почему бы не последовать, надеюсь, не случайному рассуждению А. Миллера по поводу этого фундаментального выбора: «…при наложении „российскости“ и „русскости“ как культурной идентификации мы получаем работающую конструкцию, дающую возможность прагматического подхода к нашим проблемам строительства нации. „Русскость“ как открытая категория предлагает всем желающим стратегию ассимиляции. В то же время „русскость“ не может быть всеобъемлющей, потому что миллионы граждан России ассимилироваться и идентифицировать себя как русских не хотят. Равенство их гражданских прав с русскими и комфортное сосуществование в одном с ними государстве обеспечивает концепция российской нации»[94].

В свое время удачное решение о соотношении русского и российского как форм идентификации предложил русский философ Г. П. Федотов. Речь идет о типе расширения по принципу русской матрешки: одно входит в другое без отрицания своей сущности. Вот его мудрые размышления: «Россия – не Русь, но союз народов, объединившихся вокруг Руси. Если русские будут игнорировать их голоса, то и останемся в одной Великороссии, т. е. России существовать не будет». Как считал Федотов, наше национальное сознание должно быть достаточно сложным и гибким, чтобы учитывать многонациональную специфику государства. Для народов великоросской ветви «это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российским». В том случае, когда речь идет о малороссах, формула приобретает такой вид: малорусское, русское, российское. Учет единокровного сопутствует в этих формулах расширению национального сознания и его тяготению к заботе об общем для всех нас доме. Задача каждого русского состоит в том, «чтобы расширить свое русское сознание (без ущерба для его „русскости“) в сознание российское. Это значит воскресить в нем в какой-то мере духовный облик всех народов России»[95]. Вот это самое «наложение» русского и российского или «расширение» русского до российского труднее всего дается хранителям старых прописей, хотя, казалось бы, для просвещенного ума здесь нет никаких особых премудростей. Попробуем еще раз кое-что напомнить из истории отечественного дискурса о народе и нации.

Глава 7

Начала российской идентичности

Нация до национализма

«Повесть временных лет», созданная в Киеве на рубеже XI–XII вв., считается начальной страницей отечественной истории. Она содержит рассказ о дани, которую собирали скандинавы-варяги со словен, кривичей, чуди и мери. Первые два племени были славянскими, вторые два – финно-угорскими, проживавшими вместе со славянами. Прогнав варягов за море, в 862 г. из-за внутренних распрей эти же данники обращаются к варягам, призывая их на правление: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». Интерпретации дальнейшей фактической истории Руси, в том числе ее противоречивого начала – «сначала изгнали, потом позвали», – одна из проблем как для отечественных историков, так и для историков нескольких стран, где давнее общее прошлое составляет уже часть собственных