Джанет Чарльз - Одесское счастье Страница 81

– Смотреть страшно! Да тут литр масла, не меньше. Убить нас хочешь?

– И как же жареная картошка нас убьет?

– Это сплошной холестерин. В свидетельстве напишут: «причина смерти – закупорка артерий».

Я готовила один в один как моя бабуля. Ее жареха всегда получалась нежной и хрустящей. Одесситки – наилучшие поварихи в мире. Это всем известно. Каждый встречный-поперечный от Калининграда до Владивостока скажет то же самое.

Тристан снял сковородку с плиты и вывалил картошку в дуршлаг. Промыл и высыпал обратно на сковородку.

– Без масла подгорит, – предупредила я с ухмылкой, как только раздалось шипение. Пусть я в стряпне не шибко разбираюсь, но это-то знала точно.

– Тебе действительно надо многому научиться, – вздохнул муж. – Сковорода с антипригарным покрытием. И у меня есть в запасе секретное оружие. Тебе понравится.

Он достал из шкафчика какой-то аэрозоль и принялся пшикать на картошку.

– Ты что творишь? – завопила я. – Зачем распыляешь химикаты на нашу еду?

– Это «Пэм». Обезжиренный, – с расстановкой произнес Тристан, будто с адиёткой разговаривал.

Жареху я съела, потому что продукты выбрасывать грешно. Но на вкус она не удалась.

В выходные я позвонила бабуле и доложила о нашем кухонном споре, ожидая получить хоть капельку сочувствия, но она сказала:

– Ну, деточка, не хипеши, мужчины завсегда считают, что во всем подряд лучше нас разбираются. Пусть твой и дальше так думает, какой от этого вред? Все люди разные и расходятся во мнениях, зато имеют, об чем поговорить. Муж тебя любит. Старается помочь приспособиться к его образу жизни. Зараз ты убедилась, что американцы и вправду химичат со стряпней. Ну так возьми глаза в руки и тоже так научись.

– Но ты не понимаешь, ба…

– Эй, теперь ты против меня выступаешь? И что за шмакодявку я вырастила? Брак, знаешь ли, как море: редко когда штиль, редко когда шторм, а чаще всего просто волнение. Семейная жизнь требует от женщины терпения, уступок и мудрости.

Тристан принес домой поваренную книгу, которую позаимствовал у Молли, «Обезжиренное – вот что я люблю». В ней предлагалось готовить овощи на пустой водичке. Я попробовала, и та же картошка получалась абсолютно безвкусной, но Тристану нравилась. По крайней мере, мне так казалось, пока месяц спустя он не спросил:

– Да что ты к этой картошке привязалась, а? Неужели никогда не слышала о рисе или спагетти?

Я гордилась тем, как навела порядок в его доме. В Одессе я даже стол после еды не вытирала – бабуля всегда настаивала, что приберется сама. В Одессе чистящие средства выпускались в скучных коричневых упаковках и назывались «чистящая жидкость» или «чистящий порошок». Не слишком аппетитно. То ли дело «Комет». Или «Фантастик». Может, я и вправду немножко с ними переборщила, но они приятно пахли и действительно все подряд чистили до блеска и скрипа. До кучи я не знала, чем бы еще себя занять. В Эмерсоне не имелось ни толковой библиотеки, ни книжного магазина. Ушло всего полдня на то, чтобы изучить городок вдоль и поперек. Я уже по сто раз перечитала захваченные с собой романы и исследовала почти каждый доступный уголок киберпространства. Намаявшись бездельем, я хотела принести пользу и поэтому драила и шкрябала как заведенная. Сдается мне, это послужило для меня своего рода покаянием. Искуплением моих беспутных, скаженных мыслей.

Вернувшись с работы домой, Тристан открыл нараспашку все окна и проворчал:

– Ты чего? Уморить меня хочешь?

Потом правда обнял и успокоил:

– Все нормально, ты ведь ничего лучшего не знала.

В душе я взвилась, но взяла себя в руки и удержалась от резкого ответа – в голове прочно засели слова Джейн, что обруганный, даже справедливо, человек обидится, но не изменится. Таки нет, Тристан по любому не сделается другим. Единственный, кто должен подстраиваться – я сама…

Он работал неполный день, поэтому, когда я после обеда пыталась цивильненько почитать книгу и послушать музыку в гостиной, тоже там маячил. И врубал по телику какую-то убойную игру в мяч, да так, что рев трибун и комментатора заглушал моего возвышенного Баха. В результате открытая планировка, которая по первости мне крайне понравилась, вышла боком.  

Я выключала проигрыватель и перебиралась с книгой в кабинет. Тристан шел следом и начинал играть в компьютерные игры. Под стрекот пулемета особо не почитаешь, но я по опыту знала, что если вернусь в гостиную или отправлюсь в спальню, он обратно за мной увяжется. Спрятаться негде. Ни уголка, ни норки.

 – Ты не мог бы сделать потише? – однажды попросила я.

 Муж посмотрел на меня, задержав угрюмый взгляд на моей блузке цвета слоновой кости и на брюках из приличного ателье.

– Сладенькая, зачем тебе нужно постоянно быть при полном параде? Давай-ка прошвырнемся по магазинам и заодно где-нибудь поужинаем.

Я обрадовалась шансу хоть ненадолго куда-то выбраться, сменить обрыдлую обстановку.

Он отвез меня в магазин «Уолмарт» и там подобрал мне кое-какие шмутки. Когда я вышла из примерочной в мешковатых джинсах и крикливой футболке, одобрительно кивнул:

– Вот теперь ты вписываешься, теперь ты как все.

Одесситки нацелены выглядеть особенными, а не как все.

Я оглянулась на других покупательниц. Таки да, теперь я с ними под одну гребенку.

– Спасибо, Пигмалион, – поблагодарила я с легкой долей сарказма.

– Кем ты меня только что назвала? Пигмеем?

– Нет-нет! Пигмалионом. Это такой учитель из пьесы Джорджа Бернарда Шоу. Этого писателя очень любили в бывшем Советском Союзе. Все школьники зачитывались его книгами.

Я пристально рассматривала свое отражение в высоком зеркале. Терпимо. Даже где-то неплохо. Но ничего особенного. А одесским девушкам нравится выглядеть шикарно и неповторимо. К тому же я терпеть не могла разбазаривать деньги на тряпки, которые не собиралась носить. Что же делать?

 «Мужчина, может, и голова в доме, – сказала бы тетя Валя, – но женщина – это шея. Куда захочет, туда мужиком и вертит. Включай одесское очарование. Не забывай про реснички – тушь нам дана не для просто так, спасибо тебе Господи. Полупай глазками. Изобрази улыбочку. Говори с ним ласково. Так доходчивей, чем обухом по голове. Он и не заметит, что его сгубило».

– Тристан, – я взяла его за руку, – спасибо, ты выбрал мне прекрасную одежду, но я думала о чем-то… – «Говори на его языке». – Более сексуальном. Как насчет блузки? Или свитерка?

– Конечно… да, все, что пожелаешь.

Он выглядел немножко пришибленным, будто и вправду получил по кумполу. Дальше мы рылись в вешалках, пока я не выбрала несколько подходящих вещичек. Вдогонку меня мучила совесть, будто я применила оружие против беззащитного существа.