Необратимость - Челли Сент-Клер Страница 7

— Ты сказал мне сесть и заткнуться. — Я обвинительно тычу в него сигаретой. — Довериться департаменту. Но они подвели меня, когда я в них нуждался, и выбросили на обочину, когда я разозлился.

Он смотрит на меня так, будто я полон дерьма.

— Нет, я сказал, что больше людей захотят прислушаться к твоим теориям, если ты будешь вести себя спокойно. Мало кто жаждет иметь дело с твоей вспыльчивой задницей.

— Ну, теперь все изменилось, не так ли? — Я кладу руки на стол и наклоняюсь. — Я свободный агент. И, возможно, настало время использовать эту свободу в своих интересах.

— Осторожно. — Его голос понижается. — Когда эти границы размываются, ты переходишь опасную грань. — В отличие от большинства людей, он держит зрительный контакт. Он всегда был одним из тех редких людей, кто не отступал, когда я впадал в ярость. Даже шеф обычно сдавался и позволял мне делать свое дело, какими бы нестандартными ни были мои методы, и я добивался результата. А несколько месяцев назад я дал волю своему гневу на публике, и это нельзя было не заметить.

Оказывается, если появиться на вечеринке конгрессмена со всеми его друзьями-политиками и потребовать, чтобы они вытащили головы из своих задниц, признали нераскрытые исчезновения своих граждан эпидемией и заменили деньгами свои мысли и молитвы, то на тебя навесят ярлык сумасшедшего.

Кроме того, возможно, в процессе перевернулось несколько столов и возник небольшой пожар…

Таннер настороженно наблюдает за мной.

— Работаешь ты или нет, ты все равно обязан соблюдать закон. В прошлый раз тебе повезло, но я бы не рассчитывал, что это повторится.

Мы оба были удивлены, что мне не выдвинули никаких обвинений, но в конечном итоге меня спасла шумиха в прессе. За последние пару лет было слишком много случаев пропажи людей — казалось бы, случайных ситуаций, с совершенно разными жертвами. Если бы стало известно, что детектив полиции Лос-Анджелеса считает, что все они связаны между собой, и его отстранили, потому что он был родственником одного из пропавших, граждане потребовали бы ответов.

Поэтому под видом сочувствия моему горю мне предложили выбор. Я мог остаться в полиции, согласиться на расследование и, скорее всего, быть уволенным… или второй вариант, который я выбрал, — отпуск по состоянию психического здоровья с последующим досрочным выходом на пенсию.

Я бы предпочел засунуть их «выбор» прямо им в задницу. Именно Таннер убедил меня, что я еще смогу принести пользу в частном секторе, если не окажусь в тюрьме.

Но…

Выдыхая струю дыма, я благодарю никотин за то, что он успокаивает мои нервы и помогает мыслить ясно. То, что я теперь не работаю в правоохранительных органах, не означает, что я утратил свои навыки. Я был лучшим агентом под прикрытием последние десять лет, черт побери. Это не изменилось.

— О чем ты думаешь? — Таннер знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что в моей голове формируется план.

Внезапно я успокаиваюсь. Решено.

— Тебе пора идти домой. — Я киваю в сторону двери. — Дана ненавидит, когда тебя не бывает дома всю ночь.

— Я уверен, что она спит. — Кожа вокруг его глаз слегка напрягается. Он смотрит на сигарету, словно она вдруг стала кислой, и бросает ее в пепельницу. — А ты меняешь тему.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Сейчас между нами сложились странные отношения — и это полностью моя вина. Пытаться быть моим другом — безнадежное дело, и это его заслуга, что он продержался так долго.

В конце концов, я был слишком зол. Я не мог вынести общения с другими людьми, и порвал со всеми.

Всеми — это значит с ним, потому что только один человек был заинтересован в том, чтобы терпеть мое дерьмо, и она…

Неважно.

Таннер выглядит усталым, и не только потому, что сейчас середина ночи. Я знаю этого парня лучше, чем кто-либо другой, и наконец-то успокоился настолько, чтобы обратить внимание на детали. На его обычно чисто выбритой челюсти выросло существенно больше, чем пятичасовая щетина. Галстук скомкан в кармане пиджака, как будто он еще не был дома. Пачка сигарет, слегка помятая, наполовину пустая, и легкое дрожание пальцев, когда он прикуривал.

Он бросил курить за ночь до свадьбы. Я был там, на репетиции — к большому огорчению будущей невесты, Таннер заставил меня быть его шафером. Мы в последний раз покурили вместе за церковью, пока организатор свадьбы звал жениха занять свое место. После этого он завязал. И держал пачку при себе только для того, чтобы успокоить меня, когда я… выйду из-под контроля.

Он купил новую пачку за день до того, как я сказал ему, чтобы он отвалил и больше никогда со мной не разговаривал.

— Ты что-то планируешь. — Две подозрительные морщинки появляются между его бровями.

— Я все еще не верю, что это был Соммерфилд. — Я пожимаю плечом. — И никогда не поверю.

— Я знаю, что не поверишь.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, вполне вероятно, что это был он. — Он помешивает алкоголь на дне своего бокала. — И еще я думаю, что у тебя лучшие инстинкты из всех, кого я встречал. Если ты говоришь, что это был не он, я не буду убеждать, что ты ошибаешься.

— Ничего страшного. Все остальные уже сделали это за тебя.

— Потому что ты слишком вовлечен.

— Не надо. — Слово вырывается из меня. Мое только снизившееся кровяное давление снова поднимается. — Я в курсе, о чем ты. Меня это бесит с самого начала.

Предвзятость — вот как они это называли. Родственная необъективность. По сути, это оказалось удобным оправданием для всего, с чем они были не согласны.

Он тяжело выдыхает через нос и сцепляет пальцы перед подбородком.

— Знаешь, я действительно твой друг. — В его взгляде сквозит грусть. — Я не раз прикрывал твою задницу. Это значит, что я начинаю беспокоиться.

Притворившись, что мой напиток — это что-то покрепче, я допиваю его и отталкиваю стакан, наблюдая, как он скользит по лужице конденсата.

— Не заставляй меня идти на твои похороны, Айзек.

Я округляю глаза, изображая удивление.

— Ого, ты дважды назвал меня Айзеком. Похоже на плохое предзнаменование. Сделай мне одолжение, не говори третий раз.

— Я также не хотел бы навещать тебя в тюрьме.

— Тогда считай, что