Необратимость - Челли Сент-Клер Страница 6

— Десять секунд.

— Айзек. — Его выражение лица становится мрачным. — Пожалуйста.

У меня скручивает желудок. Он никогда не называет меня по имени. Я помню только один раз, когда…

Внезапно мое любопытство сменяется леденящим страхом, я больше не хочу слышать его новости.

— Я пойду.

Я успеваю повернуться, когда он сбрасывает на меня бомбу.

— Соммерфилд взял вину на себя.

Вину.

Мое горло обжигает кислотный коктейль из желчи и плохих предчувствий.

— Что?

— Он добавил ее в свой список.

— Нет. — Я глупо моргаю. Выражение его глаз — единственное подтверждение, в котором я нуждаюсь. — Это был не он, — рычу я, сжимая челюсти так крепко, что можно размолоть стекло. — Это был не он, мать его… Скажи мне, что они не купились на это.

Но я уже знаю ответ. Рухнув в кабинку, я провожу рукой по лицу, пока в глазах не мутнеет. Таннер достает из переднего кармана пачку сигарет.

Это значит, что все серьезно.

— Его арестовали за убийство Дженсон только на следующий день после… ну, ты понимаешь. — К счастью, он этого не говорит. — Теоретически, у него было время.

— Черт побери! — Я хлопаю ладонью по столу, опрокидывая пепельницу. — Это чушь собачья, Таннер. Верить на слово гребаному серийному убийце, который уже приговорен к пожизненному заключению. Это самый простой выход. Они не могут…

— Ты знаешь, что я согласен с тобой, Портер. Согласен. — Его руки беспомощно поднимаются. — Но окружной прокурор купился на это. Шеф тоже.

— О, я уверен, что они не просто купились на это, они с радостью это проглотили. — И я больше не работаю там, чтобы возразить. Я потираю лоб от усиливающейся боли. — Это совсем не похоже на почерк Соммерфилда. Схема соответствует нераскрытым делам. У меня есть куча доказательств, подтверждающих это. Почему они не откроют свои чертовы глаза?

Это тот же самый аргумент, которого я придерживался почти два года. Поначалу они прислушивались, потому что мой послужной список детектива был блестящим. Потом след потерялся. Дело замяли. Но я не переставал настаивать. До того самого дня, когда надавил так сильно, что меня вышвырнули за дверь.

— Это. Был. Не. Соммерфилд. — Я буду повторять это до конца своих дней. Я чувствую это нутром, а оно никогда меня не подводит.

— Им больше не на кого это повесить. — Он говорит это слишком мягко. Слишком заботливо. Мне хочется ударить его по лицу.

— Они закрыли дело. — Осознание этого обрушивается на меня, как звон бьющегося стекла.

— Да. — Таннер выглядит так, будто вот-вот расплачется. — Закрыли.

И они даже не сочли нужным сообщить мне об этом.

— Они не могут закрыть его на основании голословного заявления монстра. Что, если она еще жива? Что, если…

У меня перехватывает дыхание.

— Мне очень жаль, Портер.

Ему больше нечего сказать.

Все кончено.

Я сжимаю волосы на макушке в кулаки, готовый вырвать их и сжечь весь мир.

Нет, нет, нет.

— Какие у них доказательства?

Он открывает пачку сигарет, засовывает одну в уголок рта и протягивает мне другую. Когда я не беру, он кладет ее передо мной, как подношение.

— У них появилась зацепка, которая позволяет предположить, что он был в кофейне в тот вечер. Я показал Соммерфилду ее фотографию, и он подтвердил это, сказал, что она была номером девять. — Извинение омрачает его лицо.

Номер девять. Признание по такому нераскрытому делу — это слишком большая удача, чтобы прокурор подвергал его сомнению.

— Черт. — Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, что угодно, лишь бы отвлечься от этой ноющей тьмы в груди. — Он лжет.

— Ну, он психопат, такое не редкость. Но как ты это докажешь?

— Им нужно тело. Где ее тело? Ткнуть в фотографию — это не доказательство. — Я пронзаю его взглядом, который может вызвать спонтанное самовозгорание. — Мне нужно ее чертово тело. Где оно?

— Я не знаю, что сказать, Портер. — Он разводит руки в стороны. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?

Как бы мне ни хотелось кому-нибудь врезать, он всего лишь гонец, принесший дурную весть. Без сомнения, завтра мне позвонят — официально. Таннер сделал одолжение, предупредив меня.

Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.

Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.

Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.

Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.

Это моя вина…

Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.

— Ты в порядке? — Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.

К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.

— Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь. — Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.

— Она новенькая. Она не знала. — Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне. — А ты?

Я?

— Что?

— Ты в порядке?

— Что это за тупой вопрос? — Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.

Немного.

— Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.

— У меня нет друзей.

— А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.

Меня охватывает ярость.

— Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.

Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.

Я не могу ему этого простить.

— Черт возьми, Портер, это было для твоего же блага. Ты был в заднице. — Его рука крепко сжимает бокал. — Сейчас я пытаюсь быть твоим другом. Почему, по-твоему, я здесь?

— Может, ты чувствуешь себя виноватым. Откуда, черт возьми, мне знать?

— Или может, у меня чувство преданности, граничащее с мазохизмом. — Теперь