Излечи мою душу - Кэрри Лейтон Страница 50

Томас у меня за спиной усмехнулся, но я решила не обращать на него внимания. Пусть я выгляжу смешно, но мне все равно.

– Тебе не нужно мое понимание. Тебе нужно осознать, что с тобой все в порядке.

– Ты не поймешь, даже если захочешь, – я покачала головой и стала надевать пижаму. – Нужно подождать, пока мама уснет. Можем посмотреть кино или просто отдохнуть.

Или обсудить то, что только что произошло в этой комнате. Но Томас все равно откажется отвечать, так что бессмысленно тратить время на расспросы.

– Ни то ни другое, я хочу поговорить, – заявил Томас. Все это время он не переставал за мной наблюдать.

– Что? – я даже поперхнулась от удивления.

В подтверждение своих слов он постучал рукой по матрасу и ласково улыбнулся.

– Иди сюда. Расскажи немного о себе.

Я осторожно прилегла рядом. Из-за темноты обстановка казалась слишком интимной.

– Даже не знаю, мне особо нечего рассказывать, – я пожала одним плечом.

– Ты дочитала книгу о двух сестрах?

Я кивнула, удивившись, что он еще о ней помнит.

– Тебе понравилось? – поинтересовался Томас с язвительной интонацией.

– Очень. Но я предвзята: мне нравится сама Джейн Остин.

– Почему она тебе так нравится? – теперь в его вопросе чувствовался искренний интерес.

Я приподнялась на локте и, задумавшись, стала машинально накручивать прядь волос на палец.

– Потому что в своих романах она бунтовала против чопорности английского общества и делала это с особой иронией и умом.

– Хм, дай угадаю, твоя любимая книга «Гордость и предубеждение», верно?

– Все ее романы можно назвать шедеврами. То, как она погружает читателя в каждую историю, восхищает, – я закатила глаза. – Но да, «Гордость и предубеждение» занимает особое место в моем сердце.

– О чем ее книги?

– О любви.

Томас скорчил гримасу, но я это проигнорировала и попробовала еще раз объяснить:

– О любви во всех ее проявлениях: мучительной, болезненной, иногда невозможной. Она рисует нестандартные, но очень правдоподобные ситуации. Вот, к примеру, Элизабет Беннет отказывается от предложения выйти замуж, хотя замужество гарантировало бы обеспеченное будущее и ей, и ее семье. Она идет против воли матери просто потому, что не влюблена.

Томас увлеченно меня слушал, правда, его насмешливая ухмылка никуда не делась.

– Ты знаешь мое мнение по этому поводу.

Вот, Ванесса, на тот случай, если ты забыла: любовь – это не про Томаса.

– Что еще тебе нравится?

– Не знаю… – я перевернулась на спину и стала разглядывать потолок. – Люблю книги, сериалы, фисташки, интересуюсь журналистикой… но все это ты, наверное, уже и так знаешь.

Я еще немного подумала и смущенно добавила:

– А еще мне нравится дождь. Его звук. Его запах. Ощущения, которые от него возникают. Он меланхоличный и романтичный. Я чувствую с ним особую связь.

– Потому что ты тоже меланхоличная и романтичная?

Я задумалась и потом кивнула:

– Да.

Томас протянул ко мне руку, и я, следуя его немому приглашению, легла на его плечо. По телу тут же побежали мурашки. Почему он такой… ласковый?

– Тебе нравится море? Ты похожа на человека, который мог бы уединиться на скале в поисках смысла своего существования с какой-нибудь пронзительной песней на заднем плане, – поддразнил он меня.

В ответ я ущипнула его за бок.

– Я люблю море, но…

– Но?

– Хочешь признание? – спросила я и потом угрожающе на него посмотрела. – Только сначала поклянись, что не будешь смеяться надо мной.

– Я никогда не даю обещаний, которые не смогу выполнить.

– Дело в том, что я… я не умею плавать.

Томас подавил смех, а я закрыла глаза от стыда.

– Как это возможно?

– Не знаю. Я люблю море, но плавать боюсь.

– Да ты слабачка! Я научился плавать в три года, – похвастался Томас.

Он такой смешной и почти нежный.

– Ух ты! Напрашиваешься на аплодисменты, Немо?

Томас рассмеялся, и мое сердце окутало теплом. Так захотелось его сфотографировать, чтобы потом хранить это фото под подушкой и каждую ночь засыпать с улыбающимся Томасом рядом.

– Все было не так радужно, как ты думаешь. Мой дядя просто оттащил меня на глубину и там оставил. Без нарукавников.

Я захлопала ресницами.

– Серьезно?

Томас кивнул.

– Грубоватый метод, но эффективный.

Мне захотелось расспросить его о детстве, но я все еще чувствовала, что Томас не готов меня впускать в свое прошлое. Пришлось вернуться к рассказу о себе.

– Зато я умею кататься на коньках. Отец каждое воскресное утро водил меня на каток, и мы зависали там часами, пока однажды мне не пришла в голову блестящая идея прыгнуть риттбергер. Я упала и получила вот это, – я показала маленький шрам на левой икре. – Порез был неглубоким, но количество крови все же заставило отца поволноваться. Не знаю, что его больше напугало: моя рана или необходимость рассказать обо всем маме. Больше на каток мы не ходили.

Мы с Томасом снова рассмеялись, и мне захотелось рассказать о нашей с Алексом особой традиции еще со времен школы.

– А еще мы с моим лучшим другом Алексом… собираем билеты.

– Билеты? – скептически переспросил Томас.

– Да, билеты. На поезд, в театр и кино. В конце года мы обычно вместе смотрим, что у нас получилось.

– Это же полная чушь, понимаешь? – фыркнул Томас.

Мне стало обидно, и я буркнула:

– Это еще почему?

В кармане у Томаса завибрировал мобильный телефон, но он не обратил на это внимания.

– Ваша история с коллекционированием смешна. Твой дружок просто мечтает оказаться у тебя между ног, но пока не набрался смелости.

Я аж подскочила. Потом села и прошипела:

– Как ты смеешь намекать на такое?! Мы с Алексом дружим тринадцать лет, мы как брат и сестра. Мы любим друг друга до глубины души, без скрытых мотивов – это и называется дружба, – я подняла вверх указательный палец, подчеркивая важность своей мысли. – Хочешь верь, хочешь не верь, но не все сводится к сексу. Хотя вряд ли ты меня поймешь. И кстати, наша история с коллекциями вовсе не смешная. Смешон ты, Томас, – обиженно выпалила я.

– Ты сердишься? – он раздраженно вздохнул и покачал головой.

– Я открылась тебе, а ты сразу все перевернул, свел к тому, что парни хотят от меня только одного.

Я отвернулась. Как он мог испортить такой прекрасный момент?

– Ты ведешь себя как ребенок.

Телефон Томаса снова завибрировал, но он сбросил звонок.

– А ты ведешь себя как засранец!

– Я засранец? Хочу напомнить: я застрял здесь только потому, что ты боишься, что твоя сумасшедшая мать увидит меня, ведь я татуированный парень, а не Трэвис.

Глубокий вдох помог мне