Лавка запретных книг - Марк Леви Страница 4

большом ресторане была для нее манной с небес, ей пришлось наврать о своем прошлом, чтобы сюда попасть. Третье место на конкурсе в Кулинарном институте, два года помощницей шеф-повара в ресторане Родриго Переса в Буэнос-Айресе, еще три года су-шефом в Pontillac в Вашингтоне – отменный послужной список для приема в бригаду поваров, но слишком яркий для претендентки в простые официантки. Что ж, она поработала в ресторанах с именем, но скромных размеров, а теперь хотела изучить, как все устроено в крупном заведении.

Ничто не выдавало ее волнения, когда раздался звонок – сигнал на выход. Она схватила две порции морского языка в кляре, две тарелки с говяжьим филе и ринулась с ними в тамбур. Выбежать в зал, подать блюда, пока они не остыли, вернуться в кухню, и так весь вечер – для этого требовалась спортивная форма, отменное чувство равновесия и умение действовать на опережение. Шарахнешься в сторону, чтобы не столкнуться с другим официантом, из числа неуклюжих, – и звон разбитой посуды прозвучит реквиемом по твоему плану.

В сжатой левой ладони она прятала пластмассовую пипетку. Легкое нажатие, пара капель концентрата без вкуса и запаха в одну из тарелок с морским языком… Она тренировалась дома, снуя между кухней и гостиной с полными руками, как в тот вечер. Научилась вилять бедрами, чтобы миновать преграды, прятать пипетку между мизинцем и безымянным пальцем, потом – в рукаве. Она репетировала свой фокус утро за утром, пока не довела мастерство до совершенства. Примерно в полночь, часа через три после ужина, у главного комиссара Жабера начнутся судороги, потом тошнота, еще немного погодя страшная рвота, к утру он лишится сил и будет испытывать жжение при мочеиспускании.

Он обвинит ресторан в том, что его накормили испорченной рыбой. Поспешный вывод, еще одна ошибка на его счету, думала Анна, причем не последняя. Доза не смертельная, но достаточная, чтобы он сильно захворал.

Главный комиссар Жабер не отвечал расхожему представлению о начальнике полиции. Поджарый, с выступающими челюстями, прямым тонким носом и глубоко посажеными глазами, он не имел пристрастия к выпивке, не курил и был не более продажен, чем другие. Его пороки исчерпывались чревоугодием и вульгарностью, причем по части последней мало кто мог с ним сравниться.

Ресторан «У трех кузенов» был обязательной остановкой для туристов, которых метрдотель всегда сажал на втором этаже. Вальтер превратился в физиономиста. К завсегдатаям он всегда обращался по фамилии и заискивающим тоном, так же щедро расточая комплименты, как другие льют шампанское, и не жалея пены, благо что она ничего не стоит.

Комиссар Жабер распоряжался здесь как у себя дома, как почти по всему городу, и даже имел собственный столик. Любитель неуместных жестов, он с наслаждением позволял себе мелкие низости, подобно многим персонам при власти, воображающим, что им все позволено. Всякий раз, приходя ужинать (и никогда не платя по счету), комиссар Жабер гладил официанток по ягодицам и шептал им сальности, когда они наклонялись к столику, принеся его заказ.

С первых же дней работы здесь Анна как новенькая должна была обслуживать его столик. Другие официантки завалили ее советами: не пересекаться с ним взглядом, не тянуть с заказом, отвечать только на вопросы по меню и ни на секунду не задерживаться у его столика. Жабер был неприкосновенен, зато сам позволял себе касаться кого угодно и когда ему заблагорассудится. Он дал ей понять, что ей некуда деваться, остается забыть про самолюбие и проглатывать любое унижение. Но никто ее не предупреждал, что комиссар Жабер, быстро положивший на нее глаз, надумает поджидать ее после конца ее смены в своей машине, спрятанной за поворотом.

____________________

Это произошло месяц назад, примерно в полночь. Она выносила мусор, когда Жабер на нее набросился. Он прижал ее к мусорному баку, попробовал поцеловать ей грудь и отвесил пощечину, когда она, обороняясь, оцарапала ему щеку. Если бы су-шеф не выскочил на ее крик в тот момент, когда Жабер запустил одну руку Анне под юбку, другой стянул с нее трусики и уже начал ее насиловать, то мерзавец не остановился бы. Но су-шеф Хосе пригрозил ему мясницким ножом и сопроводил угрозу таким выразительным взглядом, что даже всесильный Жабер был вынужден одуматься. Он заулыбался и, видя, что у су-шефа налились кровью глаза и вообще он настроен решительно, пошел на попятный: «Да ладно, я многовато выпил, ничего такого, я так, смеха ради. Не наделай глупостей, а то пожалеешь. Будем считать, что ничего не случилось, совсем ничего, так, порезвились без всяких последствий. Никому не нужны неприятности, ни тебе, ни мадемуазель».

Жабер высоко поднял воротник пальто, подражая сыщикам с киноэкрана, которыми восхищался и которым в подметки не годился. Жабер родился дрянью, стал дрянным полицейским и всю жизнь прожил дрянным человеком.

Анна, опираясь на Хосе, вернулась в ресторан в растрепанных чувствах, с оторванной бретелькой фартука, алым следом пятерни на щеке, с болью в затылке и в животе. Оба были согласны без слов, что слово жертвы ничего не будет весить в сравнении со словом обидчика. Обвинять комиссара полиции значило бы дополнительно унизиться, рисковать и жить в страхе. Осознание своего бессилия усугубляло боль. Хосе налил ей большой бокал ликера и велел залпом опрокинуть, ничем не закусывая. Потом вызвал для нее такси и сразу расплатился с таксистом. Анне было предложено несколько дней отдохнуть, но она уже назавтра явилась на работу, как если бы ничего не случилось. Они с су-шефом переглянулись, и оба поняли: действительно, ничего не случилось. Просто у Анны, наделенной, в дополнение к другим ее многочисленным качествам, злопамятством и находчивостью, появился новый повод пустить в ход свое недюжинное воображение.

____________________

Спустя месяцы после изнасилования Жабер, вернувшись домой, стал корчиться от судорог и всю ночь провел в обнимку с унитазом. План Анны сработал так, как было задумано, но с одной оговоркой. В полдень следующего дня главный комиссар, которому становилось все хуже, дополз до телефона и вызвал скорую. Его отвезли в больницу, взяли анализы – и не пришли к твердому заключению. После появления первых симптомов прошло уже двенадцать часов, и определить, чем он отравился, стало невозможно. Диагноз гласил «сильное пищевое отравление», тем не менее Жабер, вопреки ожиданиям Анны, в этот раз не смог сделать поспешных выводов.

Сразу после больницы он поехал в центральный комиссариат и приказал двум полицейским в штатском без промедления доставить к нему су-шефа «Трех кузенов». При виде Хосе Жабер, превозмогая дурноту, хищно осклабился: настал