Спецназ по соседству - Лана Вайн Страница 28

– Нет. Не пойду, – категорично заявляю я, отдергивая ногу обратно. С ужасом гляжу на грязевое болото, которое раньше было дорогой. – Я убью свои единственные приличные кроссовки. Они белые!

Глеб переводит взгляд с меня на мои кроссовки, потом на грязь, и тяжело вздыхает, словно на его плечи взвалили все тяготы этого мира.

– Сиди здесь, – коротко бросает он и, развернувшись, направляется к багажнику.

Я наблюдаю, как мой надзиратель вытаскивает пакеты с продуктами, купленными для бабушки, и ставит их на траву у обочины. Затем захлопывает машину и, не говоря ни слова, решительно идет ко мне. Прежде чем я успеваю что-либо сообразить или запротестовать, его сильные руки подхватывают меня. Одна под коленями, другая – под спиной. Я вскрикиваю от неожиданности, инстинктивно обвивая его шею, чтобы не упасть.

– Эй! Ты что творишь? Поставь меня! Я сама могу!

– Ага, вижу, как ты можешь, – бурчит Глеб, не глядя на меня. – Можешь только сидеть и командовать.

Он с легкостью, будто я ничего не вешу, переносит меня через самое грязное месиво и аккуратно ставит на относительно сухой островок земли. На мгновение наши лица оказываются совсем близко. Я вижу в его глазах свое отражение, замечаю крошечный шрам у виска. Его горячее дыхание опаляет мою щеку, и от этой обжигающей близости у меня снова сбивается сердечный ритм.

– Жди, – отрезает мужчина и, развернувшись, возвращается к машине. Раздается короткий писк сигнализации, и я вижу, как мигают фары, подтверждая, что двери заперты. Только после этого он подхватывает пакеты. Через минуту он уже стоит рядом, в каждой руке по тяжелой сумке. – Пошли, красная шапочка, унесем твоей бабушке гостинцы.

– Если я – красная шапочка, то ты тогда кто? – хихикнув, подстраиваюсь под широкий шаг мужчины.

– Серый волк.

– Но, если я не ошибаюсь, в сказке волк съел бабушку и внучку…

– Хороший повод тебе призадуматься.

– Очень смешно!

Следующие двадцать минут мы идем молча. Небо наливается холодными, свинцовыми оттенками. Воздух свежий и чистый, пахнет мокрой землей и травами. И, как ни странно, эта вынужденная прогулка даже начинает мне нравиться. Тишина между нами больше не кажется неловкой. Она какая-то… умиротворяющая. Я искоса поглядываю на Глеба. Тот шагает уверенно, не обращая внимания на тяжесть в руках, и смотрит прямо перед собой.

Наконец за очередным поворотом тропинки сквозь голые ветви деревьев проступает знакомый до боли силуэт. Деревянный забор, темная крыша бабушкиного дома, из трубы которой вьется тонкая струйка дыма. Я ускоряю шаг, и в этот момент скрипит входная дверь, и во двор выходит бабуля. В своей старой куртке и с платком на голове она направляется к почтовому ящику, не замечая нас.

– Ба! – кричу я и, забыв обо всем, срываюсь на бег.

– Внученька! А я уж заждалась! Все глаза проглядела! – она распахивает объятия, и я утыкаюсь в ее плечо, вдыхая родной запах.

Мы обнимаемся, и тут ее взгляд падает на подошедшего Глеба, который молча поставил пакеты на скамейку. Бабушка с живым интересом разглядывает его с ног до головы – от грязных кроссовок до мощных плеч и хмурого лица.

– Ой, а это кто с тобой такой видный? Парень твой? Наконец-то привезла жениха знакомить!

– Нет, ба, ты что! – я вспыхиваю до корней волос. – Это… это Глеб. Приставленный ко мне папой надзиратель.

Бабушка хитро щурится, и на ее морщинистом лице появляется лукавая улыбка.

– Краси-и-ивый… – тянет она, не сводя с Глеба своего оценивающего взгляда. – Видный! И серьезный. Как раз такой тебе и нужен, а то ты у меня совсем от рук отбилась.

– Ага, красивый, – брякаю я на автомате, все еще находясь под впечатлением от момента, когда он нес меня на руках, и тут же прикусываю язык, понимая, что ляпнула.

Черт!

Бабушка тихонько смеется. Глеб, стоящий рядом, ухмыляется так самодовольно, что хочется провалиться сквозь землю. Или врезать ему. Что больше, я пока не решила.

– Глеб, значит, – бабушка протягивает ему свою сухую, морщинистую руку. – А я Степанида Степановна. Очень приятно.

Мой невыносимый сосед на удивление мягко пожимает ее ладонь.

– Взаимно.

– Ну чего на холоде стоять, – командует бабуля, подталкивая нас к дому. – Марш оба в тепло, руки мыть и за стол! Ужин стынет. А ты, Глеб, не стесняйся, будь как дома.

Мы заходим в дом. Нас тут же окутывает волшебное тепло от натопленной печи и сводящий с ума аромат свежей выпечки. Раздеваемся, Глеб проходит внутрь и ставит тяжелые пакеты на кухонный стол, и бабуля, игнорируя мои возражения, тут же начинает суетиться.

– Так, сейчас я вас кормить буду, голубчики! Проголодались небось с дороги-то, – бормочет она, доставая из старого серванта тарелки. Ее движения быстрые, несмотря на возраст.

– Бабуль, сиди, я сама, – протестую я, пытаясь перехватить у нее стопку тарелок. – Ты же болеешь. Лучше командуй, где что лежит, я все сделаю.

Я быстро накрываю на стол, разогреваю еду. Ароматы разносятся по всему дому: картошечка с укропом, домашние котлеты, салат из свежих овощей. Мы ужинаем, и бабушка без умолку болтает. Расспрашивает меня об учебе, а Глеба о его жизни, работе и как вообще так получилось, что ему пришлось тащиться сюда вместе со мной. Мой спутник, на удивление, отвечает вежливо, подробно и даже пару раз шутит, чем окончательно покоряет мою бабулю. Она смотрит на него с таким обожанием, будто он как минимум спас мир пять минут назад, а не просто довез ее внучку. А узнав, что наш внедорожник увяз в грязи, она звонит соседу, дяде Коле, и зычным голосом, не терпящим возражений, просит его на тракторе вытащить «утонувшую машину моих деточек».

После ужина бабуля, кажется, и вовсе забывает о своей «болезни». Она порхает по кухне, собирая нам в дорогу контейнер с котлетами и пирожками, и на все мои попытки усадить ее отдохнуть только отмахивается.

– Да какая хворь, не выдумывай! Скука – вот моя главная хворь! А вы приехали – я и ожила, – заявляет она.

В итоге именно она выпроваживает нас за дверь, убедившись, что мы тепло одеты. На прощание она крепко обнимает меня, а потом подходит к Глебу.

– Ты уж за ней присмотри, сокол ясный, – говорит она ему тихо, но я слышу. – Девка она у меня хорошая, но с характером. Ей мужская рука нужна. Да зоркий глаз!

Глеб кивает, и в его взгляде – обращенном на меня – на мгновение появляется что-то теплое, мягкое. Или… мне просто кажется?