Ангел для кактуса - Мария Владимировна Евсеева Страница 25

– Все в порядке, – недовольно отвечает она, но уровень ее взрывоопасности заметно снижается.

Не могу отделаться от улыбки, хотя понимаю, что улыбаться сейчас совершенно не к месту – как и в прошлый раз, когда я размазал по асфальту растения. Ни одна девушка никогда раньше не вызывала во мне такую реакцию – беспричинное восхищение. Нет, я мог заглядываться на прелести фигуры, быть под гипнозом чувственного взгляда, ощущать пробежавшую между нами искру, жадно хотеть их, в конце концов! Но чтобы вот так впадать в блаженное отупение – никогда.

Запоздало спохватившись, я предлагаю Лине локоть, чтобы она оперлась на него.

Лина смотрит на меня с недоверием.

– Я же сказала: все в порядке!

Слегка прихрамывая, она садится на пассажирское сиденье, мягко хлопает дверцей и высовывается в окно.

– Вот дьявол! Ты всегда такой…

Я уже собираюсь обойти машину и занять свое место, как вдруг останавливаюсь.

– Какой? – перебиваю Лину и с интересом смотрю на нее.

Она забавно ухмыляется, кладет подбородок на сложенные вдоль опущенного стекла руки и прищуривает один глаз.

– Весь такой «ми-ми-ми».

Мне нравятся ее небанальные сравнения, все эти причудливые словечки и обороты.

– Приятно осознавать, что в твоих глазах я «ми-ми-ми», – смеюсь я.

– Зря радуешься. Это отнюдь не круто.

– Разве?

– «Разве», – дразнится она. А когда я сажусь в машину, наконец-то искренне мне улыбается. – Быть «ми-ми-ми» – это слишком.

– Да-а-а? – еще больше удивляюсь я. – Так же слишком, как быть занудой и самовлюбленным эгоистом?

– Даже хуже!

– Даже хуже? Хуже того сумасшедшего с рыжими усишками?

– Эй, это мое выражение! – смеется она. Смеется так легко и свободно, будто не злилась на меня никогда. – Ты запоминаешь каждое мое слово?

Я киваю и пристегиваюсь, давая понять, что ей следует сделать то же самое.

– Ты секретный агент? Шпион?

– Нет.

– Тогда расскажи мне о себе, – Лина произносит это с нарочито безразличной интонацией, вытягивает ремень безопасности и копошится с ним слишком долго.

Я наклоняюсь, чтобы помочь ей.

– Меня зовут Алексей, мне двадцать, и я…

Она отдергивает руку. Но не резко, а как-то заторможенно. На секунду мне даже кажется, что сейчас с ее губ сорвется это непроизвольное «Оуч!» – растерянно, на выдохе, стихийным порывом. Быть может, ее пугают чужие прикосновения, мои прикосновения, наши прикосновения…

Но нет, она без загонов бьет меня по колену.

– Двадцать один!

– Хм… – Я улыбаюсь, и мы трогаемся. – Вообще-то пока еще двадцать.

– Но через месяц будет двадцать один. Это не считается! Твой возраст я знаю, давай дальше!

Сейчас я сконцентрирован на дороге и не могу взглянуть на нее – выезд с парковки на проезжую часть чрезвычайно коварный, мне нельзя терять бдительность.

– Откуда? Ты интересовалась мной, признавайся! – спрашиваю, мечтая увидеть ее глаза. В духе Лины начать юлить и открещиваться шуточками, но есть кое-что, что никогда не соврет мне.

– Я видела твой паспорт.

Я смеюсь. Похоже, я ошибался насчет ее неискренности.

– Точно! Ты же хотела заявить на меня в полицию.

– Что-о? – Лина снова бьет меня кулаком по колену, и мне нестерпимо хочется поймать ее за руку, чтобы ощутить тот жар, с которым она это произносит: – Не выдумывай!

– Нет? – Я позволяю себе бросить на нее короткий взгляд.

– Нет!

Черт! Она такая милая в проявлении своих чувств. Ее легко разозлить, рассмешить, вогнать в краску, за полчаса проведенного вместе времени увидеть весь спектр ее ярких эмоций.

Хохотнув, я вновь переключаюсь на встречное движение.

– Хорошо. Так что ты желаешь знать обо мне?

– Уже ничего.

– Уже ничего?

– Да! – злится она, ерзая на сиденье. – И хватит отвечать мне моими же фразами! Ты такой бесячий!

Я прыскаю, не сумев сдержаться.

– Бесячий?

– Я сказала: хватит!

– Хорошо. Извини. – Прикусывая губу, я сворачиваю вправо, чтобы уйти на Кольцо и добраться до Северного по Окружной без пробок. Но это слишком сложно – перестать смеяться.

– И как только твои друзья тебя терпят? – Лина фыркает, но делает это с долей теплоты. Хотя, конечно, тотчас же спешит прикрыть ее ругательствами. – Иногда мне кажется, что ты само исчадие ада!

А еще я чувствую, как Лина, улыбаясь, смотрит на меня. Она уже не злится.

– Исчадие ада или все-таки «ми-ми-ми»? – рискую спросить, подловив ее на несоответствии. И оборачиваюсь, чтобы в стотысячный раз взглянуть на нее.

– Одно другому не мешает, – смеется Лина, и на ее щеках я замечаю умопомрачительные ямочки.

Мы выезжаем на полупустую трассу, вдоль которой тянутся редкие зеленые посадки, дачные домики, автозаправки и всевозможные дилерские центры. Пригородный одичалый ветер врывается в салон и гуляет между нами, не зная, к кому приласкаться, но вскоре устраивается у Лины на плечах и время от времени позволяет себе играть отдельными завитками ее локонов. Он тоже разгадал, что она ангел.

– Итак, вернемся к рассказу обо мне, – состряпываю безупречное непробиваемое лицо и кладу обе руки на руль, слегка наклоняясь всем корпусом вперед. Может, я и вправду эгоист, раз стремлюсь лишний раз поговорить о себе? – Какие аспекты моей жизни тебе интересны?

Лина откидывается на подголовник.

– Не знаю.

Кажется, она собирается сказать что-то еще, но я ее опережаю:

– «Не знаю» означает все? Или ничего?

– Все или ничего, – повторяет она и тихонько смеется. – Слушай, ты не оставляешь мне выбора.

Я смотрю на нее и теряюсь в словах. Я бы хотел рассказать ей обо всем, что у меня сейчас происходит, но боюсь завалить ее ненужной информацией.

– Я не прошу тебя выбирать.

– Тогда начинай сначала.

И все-таки «все». Я торжествую! И начинаю сначала:

– Родился и вырос здесь, в этом городе. Рос в семье единственным ребенком, но всегда хотел быть старшим братом: мечтал водить за руку младшего, показывать ему секретные места нашего двора, учить плавать, не давать в обиду, вместе завтракать, вместе рисовать граффити.

– Ты рисовал граффити?

– Хах, было дело. Однажды даже убегал от полиции, тогда еще милиции.

– Ты был отпетым хулиганом?

Я усмехаюсь. И на секунду выпадаю из реальности в прошлое – в детство, которое уже никогда не вернуть. Вспоминаю мать, как она украдкой плакала ночами, потеряв неродившегося ребенка. А я все слышал, каждый ее тихий всхлип считал, и сердце наизнанку выворачивалось.

– Когда понял, что старшим братом мне никогда не стать, мечтал обзавестись четвероногим другом. Пару раз был в собачьих приютах, знал всех бродяг в округе, подкармливал их колбасой, но втайне фанател от корги. Эти коротышки с умными глазами казались мне идеальными напарниками