Морально безнравственные - Вероника Ланцет Страница 15

— Очень познавательно. Может чему-то научишься. — Она имеет наглость подмигнуть мне, а я просто ошарашенно на нее пялюсь.

Опускаю взгляд, а голый парень с обложки смотрит на меня в ответ, его самодовольное выражение лица тихонько посмеивается надо мной.

Энцо Агости. Международный торговец произведениями искусства. Известный мафиози.

Уничтожен маленькой девочкой.



Устав наблюдать за тем, как она забилась в угол и смотрит в окно — тем самым игнорируя меня, — я окликаю ее.

— Я высажу тебя в порту, и ты сможешь сесть на следующий паром обратно на Сицилию. — Она слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и отрывисто кивает.

Где же та маленькая тигрица, что была раньше? Почему-то моя совесть чувствует необходимость внезапно появиться, когда я продолжаю.

— Это не должно быть слишком сложно. Я оставлю тебе немного денег на билет. Паромы ходят довольно регулярно.

Она снова кивает, выражение ее лица скучающее.

— Спасибо, — говорит она и поворачивает голову, чтобы снова посмотреть в окно.

Секунду я злюсь на то, что она откровенно игнорирует меня, но потом беспокоюсь, что что-то может быть не так.

Я встаю и в два шага оказываюсь рядом с ней. Я поднимаю руку и касаюсь ее лба тыльной стороной ладони, проверяя температуру.

Жест застает ее врасплох, и вздрогнув, она отклоняется назад. Подняв глаза, она смотрит на меня, нахмурив брови в замешательстве.

— Никто не разрешал тебе прикасаться ко мне, — скрипит она зубами, в ее голосе звучит смесь раздражения и неповиновения.

— Ты заболела? — я поворачиваю руку, чтобы взять ее за запястье, притянуть ближе, чтобы я мог почувствовать температуру ее кожи.

— Отпусти меня, — она пытается меня оттолкнуть, но я не сдаюсь. Проведя рукой по ее лбу, замечаю, что у нее нет жара.

— Спокойно, маленькая тигрица. Я просто хотел убедиться, что ты не умрешь у меня на руках.

Она устремляет на меня глаза, и я потрясен тем, сколько презрения я в них вижу. Похоже, моя маленькая тигрица не простила меня за то, что я ее обидел — не то чтобы я извинился за это.

Может, мне стоит извиниться? Секунду я обдумываю это. Я еще никогда ни перед кем не извинялся, и она точно не будет первой. Я мысленно фыркаю. Мое непринужденное радушие — это всё, что она получит.

И тут я слышу гулкий звук, как будто что-то разносится в воздухе. Я хмурюсь, опасаясь, что это звук еще одного приближающегося двигателя. Но один взгляд на Аллегру, и я понимаю, что это не так. Ее глаза расширяются, и она толкает меня, чтобы я сделал шаг назад.

— Ты голодна, — утверждаю я, и она делает слабую попытку отрицать это. — Ты голодна, — повторяю я и, не дожидаясь ее протеста, беру ее за руку и веду на кухню.

— Нет, я не голодна, — повторяет она, но даже не смотрит мне в глаза. Почему ранее я считал ее хорошей актрисой? Потому что она явно не умеет врать, чтобы спасти свою жизнь.

— Садись! — я надавливаю ей на плечи и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на продукты, которые я купил.

— Ты со всеми такой властный? — бормочет Аллегра себе под нос, и я не думаю, что ее волнует, слышу я ее или нет, потому что, когда я поворачиваюсь к ней, она просто пожимает плечами.

— Да. И обычно люди меня слушаются.

— Или что? Ты протыкаешь их своим ножом? — спрашивает она, и, хотя я сейчас стою к ней спиной, я уверен, что она закатывает глаза.

— Нет. Я оставляю это для непослушных маленьких девочек. Остальные просто встречают дуло моего пистолета, — непринужденно говорю я и возвращаюсь к своей задаче. Я быстро собираю тарелку с сыром, ветчиной, салями и свежим хлебом и ставлю ее перед ней.

Она скептически смотрит на еду, но в ее взгляде есть и отблеск желания. В маленькой комнате раздается еще один негромкий звук, и я изо всех сил стараюсь подавить улыбку.

Она умирает с голоду, даже если не хочет этого признавать.

— Ты ведь не подсыпал сюда яд, правда? — Аллегра берет кусок ветчины и подносит его к носу, нюхая.

— Знаешь, есть яды и без запаха.

— Вау, спасибо, это заставляет меня доверять тебе еще больше.

— С какой стати тебе мне не доверять? Я спас тебя от смерти, — ухмыляюсь я ей.

— Наверное, для того, чтобы ты мог убить меня позже, — бормочет она, но неохотно вгрызается в ветчину. Когда она делает первый укус, ее глаза закрываются, и она издает низкий стон.

Я изо всех сил стараюсь не смотреть, но мне это явно не удается, поскольку я слежу за движениями ее щек, когда она жует, и за колебаниями ее горла, когда она глотает.

В свою очередь, я тяжело сглатываю.

— Хочешь? — Аллегра подносит хлеб к моему лицу, но я вижу, как он дрожит, медленно отстраняет, словно она сожалеет о своей внезапной вспышке.

Жадная маленькая тигрица.

— Нет, спасибо, — говорю я и откидываюсь назад, продолжая наблюдать за ней. Ее глаза морщатся в уголках, на лице написано удовлетворение. — Это всё для тебя, — добавляю я для убедительности и получаю еще один полный счастья взгляд, когда она снова погружается в еду, набивая свой рот всем, что есть на столе.

Она ест так, будто голодала много лет.

Я останавливаюсь на этой отрезвляющей мысли. Скольжу взглядом по ее телу, и вспоминаю, как она чувствовалась подо мной, как у нее едва было мясо на костях. Уже тогда я заметил, что она была неестественно маленькой.

— Сколько тебе лет? — неожиданно спрашиваю я, боясь ответа.

— Почти восемнадцать, — сразу же отвечает она с набитым с ртом. Она так счастлива, что ест, что вся враждебность, кажется, отложена в сторону — на время.

Я в шоке. Я быстро меняю выражение лица, чтобы она не заметила, но она всё равно не обращает на меня внимания. Она смотрит только на свою еду.

Черт, я уверен, что восемнадцатилетние не бывают такими маленькими или такими худыми.