Морально безнравственные - Вероника Ланцет Страница 14

Почему это вдруг стало эротичным?

Я качаю головой, злясь на себя за то, что даже подумал об этом.

— Держи, — я протягиваю ей пару брюк и новую рубашку, чтобы она могла переодеться. Она смотрит на вещи с подозрением, но берет.

— Отвернись, — показывает она мне рукой, и я снова начинаю забавляться.

— Есть на что посмотреть? — я вскидываю бровь. — Я думал, мы уже выяснили, что я не интересуюсь детьми, — говорю я, больше для того, чтобы спровоцировать ее.

Я видел эти ее острые коготки, и, может быть, я немного мазохист, но я хочу, чтобы она поцарапала меня снова.

Она краснеет, и румянец распространяется по ее шее. Опустив голову, ее взгляд устремляется в пол, и в следующее мгновение я понимаю, что одеяло сползло с ее плеч.

Мои глаза расширяются, когда она снимает свою рваную рубашку, бросает ее на пол, а затем снимает штаны.

Я ничего не могу с собой поделать. Мои глаза прикованы к ее телу, и внутри меня кипит смесь гнева и любопытства.

Она, не кажется обеспокоенной, пока надевает сухую одежду. Я же, напротив, очень обеспокоен.

Потому что я солгал.

Она не похожа на ребенка. Она женщина с женским телом, которое не так давно было обнаженным. Я тяжело сглатываю, пораженный собственной игрой. Опять.

Чертовка!

— Спасибо за одежду, — говорит она, садясь на другой стул подальше от меня.

— Я бы не хотел, чтобы твоя смерть была на моей совести, — добавляю я небрежно.

— Ты не казался таким беспокойным за мгновение до этого, — сухо отвечает она.

— Пфф, это всё в прошлом. Я изменился с тех пор, — я пристально смотрю на нее, ожидая ее следующей реплики.

— Конечно, — она сужает глаза, — как леопард меняет свои пятна.

— Мои пятна были генетически модифицированы, скажем так. — Я наклоняюсь вперед. Желание смутить ее растет с каждой секундой.

Она усмехается, подергивая своим изящным носиком, и поднимает подбородок в вызывающем жесте. Я пользуюсь моментом, чтобы действительно изучить ее. Она маленькая и немного слишком стройная.

Ее черные волосы струятся по спине, пряди слиплись от соленой морской воды. Темные брови красиво очерчены, что придает ей нежный вид. Глаза у нее шоколадно-карие кошачьей формы, и подчеркнутые густыми ресницами. Остальные части ее лица такие же, как она — маленькие и нежные. Аллегра выглядит юной и невинной, и на первый взгляд, возможно, она действительно таковой является.

— Как тебя зовут? — внезапно спрашивает она.

— Зачем тебе? — я с намеком вздергиваю брови. — Ты вдруг передумала насчет... — не успеваю я закончить, так как она бросает в меня свою мокрую рубашку. Я ловлю ее прямо перед своим лицом.

— Даже не думай закончить, — она наставляет на меня палец, пытаясь выглядеть угрожающе.

Да, покажи мне эти маленькие коготки.

— Энцо. Энцо Агости. — Я встаю и делаю небольшой поклон. — К вашим услугам.

Слегка нахмурив лоб, Аллегра фыркает.

— Это ты решил стать джентльменом?

— Я никогда не был джентльменом, — отвечаю я. Как она смеет упрекать меня в джентльменстве, когда я всегда только любезен!

Она прищуривается, глядя на меня.

— Значит, в наше время джентльмены разрезают одежду женщины ножом? — она делает паузу. — Поправка, ребёнка, а не женщины. — Я замечаю, как уголок ее рта слегка приподнимается. Чертовка думает, что поймала меня.

Не в этот раз.

— Что я могу сказать? — я пожимаю плечами, выглядя совершенно невинно. — Я джентльмен на улицах и зверь в постели, — подмигиваю ей, но она только закатывает глаза, шутка не удалась.

— Скорее психопат в обносках3 с ножом, — заявляет она бесстрастно, и тогда я осознаю, что она не поняла, что я подразумевал под зверем в постели.

Я смеюсь. И начинаю еще больше, когда она морщит нос в замешательстве.

Когда в последний раз я так смеялся?

— Не волнуйся, — наконец говорит она с решительным выражением лица, — я не останусь в долгу, — уверяет Аллегра.

— Да? А, если мне нравится жестче? — парирую я, наслаждаясь ее невежеством в отношении того, что мы на самом деле обсуждаем.

— Я могу выдержать и по-жестче. — Она поднимает подбородок, и я снова отмечаю эту ее скромную гордость... нет, это нечто большее. Это достоинство, и она несет его как чемпион.

— Посмотрим, — клятвенно отвечаю я. — Мне также нравится иметь зрителей, — бросаю приманку, чтобы посмотреть, что она на это ответит.

— Конечно, — охотно соглашается она. — Зрители необходимы, чтобы стать свидетелями твоего проигрыша, — еще раз подтверждает она, что говорит совсем о другом.

Мое ничего не выражающее лицо грозит сломаться, внутри меня бурлит смех.

— А ты проиграешь, — продолжает она, и я вижу, что ей становится все комфортнее со мной. Хорошо.

— Проиграю? Я никогда не проигрываю, маленькая тигрица. Никогда. — Я лгу наполовину, потому что я достаточно силен, чтобы признать, что я уже проиграл ей — не в лицо, конечно.

— В следующий раз ты проиграешь. Ты больше не застанешь меня врасплох. — Она складывает руки на груди, изображая возмущение.

— О нет, в следующий раз ты будешь знать, когда я приду.

Улыбка играет на ее губах.

— Может быть, в следующий раз я приду4 первой.

Как только до моих ушей доходят ее слова, из меня вырывается стон. Не слишком ли далеко я зашел? Это, несомненно, слишком приятно, чтобы прекратить это сейчас.

— Так и будет, маленькая тигрица. Ты определенно придешь первой, — у меня срывается голос, и я больше не могу сдерживать свое веселье.

— Почему у меня такое чувство, что ты говоришь о чем-то другом? — она стоит, положив руки на бедра, ее глаза стреляют в меня кинжалами. — Ты издеваешься надо мной, да?

— Конечно же, нет, — я проясняю свои мысли, выравнивая черты лица. — Я говорил о сражении, — лгу я.

— Странно, — добавляет она задумчиво. — Я была уверена, что мы говорили о соитии, так как, знаешь, ты выглядел ужасно одержимым этим.

Мое лицо опускается с открытым в шоке ртом. Не потому что она назвала секс соитием, хотя это само по себе забавно. А потому, что меня разыграли.

Опять.

—