Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова Страница 14

– Ленэра сначала молчала. А потом…

А потом ревела белугой. Когда ей сказали, что ребенка спасли, а вот мать – нет.

– Удивительно, почему меня назвали Реной.

– Твоя мама взяла с Ленэры слово. Что она даст тебе нормальное имя.

И это я тоже давно знаю. Ленэра у нас ярая трезвенница. Но однажды что-то случилось – впрочем, я знаю, что, это был мой восемнадцатый, кажется, день рождения – и выпила. С тех пор я отчетливо представляю, как страшно накрывает непьющих людей даже от малых доз алкоголя. К тому моменту, когда пришел Аир, я уже выслушала длинную исповедь о том, как Ленэра везла дочь в роддом. В отличный образцовый роддом, к знакомому доктору. Они этому роддому все годовые показатели испортили: первый и единственный случай материнской смертности – и аккурат под Новый год.

Всхлипывая, икая и некрасиво кривя рот, Ленэра рассказывала, что уже тогда, в машине скорой помощи, моя мама прошлась с ней. Что просила, умоляла дать дочери хорошее нормальное имя. Что утверждала, что дочь будет обязательно красивой. И счастливой. Очень-очень счастливой.

Потом пришел Аир и увел Ленэру спать. Вернулся, долго молчал, а после обронил: «Страшно это – хоронить детей». Наверное. Но и жить, чувствуя себя напоминанием давней трагедии – тоже не очень.

Наутро, кстати, никто ни словом не обмолвился о вчерашнем. Молчала Ленэра, сервируя безупречный завтрак. Молчал Аир, листая какой-то журнал. И я молчала – что я, рыжая, что ли?

– Ну да уж. Нормальное имя в нашей семье – это заслужить надо.

Аир погладил меня по плечу и хмыкнул.

Ленэра, Жорж, Аир, Аэлита. У нас только мама Лики, младшая сестра моих матери и дяди, имеет имя, которое не заставляет людей удивленно вздергивать бровь. Ее зовут просто и без изысков – Надежда. Впрочем, я подозреваю, в честь кого. А дядя утверждает, что именно поэтому тетю Надю в семье недолюбливают – слишком нормальная.

Но имя «Рена» тоже слегка выбивается из этого ряда. Оно мне нравится больше, чем Ленэра или Аэлита. Спасибо, мама.

Аир наклоняется и целует меня в висок.

– Ну что, с днем рождения, племянница.

– Ой, не начинай.

День рождения я не праздную. Уже давно. С того самого дня, когда Ленэра в мой день рождения привезла меня на кладбище и показала могилу матери. И сказала, что мама умерла в тот же день, когда я родилась. Мне было девять. Это был последний день рождения, в который у меня были именинный торт и подарки. Я в категорической форме заявила, что не буду праздновать день рождения. Ни-ког-да. Упрямой, как осел, я была с детства.

Аир встает с гранитной скамейки, отряхивает снег с пальто.

– Ну что, пойдем?

Я встаю за его рукой и бросаю последний взгляд на памятник. Я мало похожа на мать, скорее всего, на неизвестного отца. Но глаза у меня – как у матери. Аир подтверждает.

***

Мне на колени кладут коробочку.

– Что это?

– Твой подарок.

– Я не праздную свой день рождения.

– Я праздную твой день рождения.

Я открываю рот – и понимаю, что у меня нет возражений. Ни одного слова. И сердце начинает биться чаще. Боже, как давно я не получала подарков на день рождения. Почти двадцать лет.

– Что там?

Машина трогается с места. Дворники смахивают с лобового стекла нападавший снег.

– А ты открой и посмотри.

У меня даже руки дрожат, когда я открываю коробочку.

– Цацка! Ты подарил мне цацку!

– Ты же девочка.

И я не могу сдержать смех – счастливый. Примеряю серебряный браслет, долго вожусь с непривычки с застежкой.

– Впору?

– Да.

– Я рад.

– Ты лучший! – выдыхаю умиленно.

– В курсе.

***

Дом нас встречает упоительным ароматом. Ленэра регулярно что-то печет, но сейчас пахнет неординарно. Чем-то особым – не просто кексом или ватрушками. Я удивленно смотрю на Аира, но он лишь пожимает плечами и стягивает с меня пальто.

В гостиной сервирован стол, в центре которого – торт. Именинный. С цифрами «двадцать восемь» на нем. Ленэра зябко передергивает плечами в тонкой блузке в горошек. Рядом Аир щелкает зажигалкой. Загораются свечи.

Я смотрю на два ярких огонька. Они почему-то начинают расплываться у меня перед глазами, и мне приходится часто моргать, а потом вытирать щеки.

– Давай, задувай, – это Аир.

– Загадываю желание, Рена, – это Ленэра. Голос ее хриплый.

Я зажмуриваюсь. Остатки слез сбегают по лицу вниз. Желание, желание… Как, оказывается, я хотела именинный торт.

Вдыхаю поглубже, наклоняюсь – и два огонька мгновенно гаснут. Я не загадала никакого желания – по крайней мере, осознанно. Но почему-то перед тем, как выдохнуть, неожиданно вспомнила Рустама Ватаева.

– А это твой подарок.

Ленэра – человек сугубо рациональный и практичный. Но ее подарок тоже не из дешевых.

Я какое-то время смотрю на черный кожаный портфель для бумаг.

– Это тебе для новой работы.

Они неисправимы. Оба. Мои самые близкие люди. Моя семья. Других у меня не будет.

Я раскидываю руки – и вот мы уже обнимаемся втроем. Кто-то хлюпает – вряд ли это Аир. А потом Ленэра резко отстраняется, отворачивается.

– А теперь марш мыть руки – и за стол.

***

Я медленно листаю досье – с начала до конца и обратно.

Рена Петровская. А, еще Арленовна же. Проще не придумать. Но сейчас думаю не об этом. А о том, что в тот день, когда она приходила к нам устраиваться на работу, у нее был день рождения. Это… странно? Ну, мало ли, совпало. Но меня не покидает ощущение, что это было как-то неправильно – что я об этом тогда не знал. А если бы знал – тогда что? Поздравил бы? Может, и букет цветов подарил бы? Это было бы смешно. Я же жена Цезаря. А цветы в нашем офисе ей подарят специально обученные люди – по случаю Восьмого марта, например.

Но меня все же грызет тот факт, что я не знал о ее дне рождения.

Совпадения. Все, что связано с Реной Петровской, состоит из совпадений. Поцелуй на спор. Встреча на балу. И то, что она сейчас работает у нас. Не до хрена ли совпадений?

Я сын начбеза, и не могу так не думать.

В дверь стучат, а потом в кабинет заглядывает Леонид.

– Уделишь полчаса?

– Конечно.

***