Секрет дьявола - Лилиан Харрис Страница 11

ГЛАВА 4

ДЖОЭЛЛЬ

— Надень это, — говорит мужчина, которого прислали за мной на следующий день, почесывая свою длинную седую бороду, испещренную коричневыми пятнами. — Босс хочет видеть тебя в этом платье и на тех каблуках, которые ты надевала в прошлый раз.

Я киваю, подбирая черное мини-платье, которое едва прикрывает мою попу, рядом с ним на полу лежат сверкающие серебряные туфли на высоком каблуке. Я подбираю и их, и несу в ванную.

— Куда, блять, ты собралась? — Его голос наполнен ядом, и все мое тело покрывается мурашками, как будто оно кишит муравьями.

Я поворачиваюсь, учащенное сердцебиение отдается в груди.

— Я пойду переоденусь.

— Нет… — По его лицу ползет бездушная ухмылка. — Прямо здесь. — Я сглатываю желчь, захлестывающую мой желудок и пробирающуюся в горло.

— Я предпочитаю переодеваться в ванной.

Он смеется, его плечи покачиваются.

— Ты предпочитаешь. — Он хихикает громче. — Сука, снимай свою гребаную одежду. Я все равно увижу твою пизду позже, но, по крайней мере, сейчас она вся моя.

Мой пульс бьется в тяжелых судорогах, когда я сбрасываю одежду, и она падает на пол.

Это просто еще одна работа. Он просто еще один клиент.

Мои пальцы опускаются на леггинсы, и я сдерживаю слезы, наворачивающиеся на глаза.

Не показывай ему свою боль.

Я неслышно вдыхаю, спускаю штаны до бедер. Он садится на мой диван, широко раздвигая бедра, так же широко, как и ухмылка, которую он все еще носит.

Он поднимает палец, указывая им между ног. Я знаю, чего он хочет. Нет смысла бороться с этим. Он все равно получит то, что хочет.

Борьба не принесла мне ничего, кроме ран, как тех, что прошли, так и тех, что остались шрамами, которые я буду носить до тех пор, пока жива.

Я двигаюсь, чтобы встать между ним, стаскивая трусы и штаны вниз по ногам, изо всех сил стараясь не прижиматься грудью к его груди. Отвращение накапливается в моем пустом желудке, тошнота бурлит, пытаясь вырваться наружу.

Борись с этим.

Будь сильной.

Я вдыхаю полной грудью, втягивая дыхание исцеления. Спасения. Они не могут получить мои страдания. Никогда.

— Твоя рубашка. Давай, — укоряет он, его глаза сужаются. Он ждет, пока я полностью обнажусь, зная, что я презираю каждый момент. Но я всего лишь шлюха. Это все, что он видит.

Когда рубашка спадает с меня, его глаза блуждают по каждому дюйму моего тела, и, в отличие от Энцо, он смотрит на меня так, словно я блестящий предмет, созданный только для того, чтобы он наслаждался им.

— Мхм, мхм, мхм. Неудивительно, что босс получает за тебя максимальную цену. — Его рука тянется к моему бедру, его пальцы скользят вверх и вниз, и моя кожа покрывается мурашками от страха.

Мой нос горит от слез, которые я не хочу проливать, они такие тяжелые, что поглощают меня. Но я не могу. Я не плачу. Не для них.

— Повернись, — требует он. — Я хочу увидеть твою задницу.

Я делаю то, что он говорит, и тогда я чувствую, как его потная ладонь ощупывает мою задницу, резко сжимая ее, словно я не человек, а вещь, которой он может манипулировать, как ему вздумается.

— Наклонись.

Я задыхаюсь от его слов.

— Мы опоздаем. Фаро будет в бешенстве, — пытаюсь убедить его я, надеясь, что это напугает его настолько, что он оставит меня в покое.

— Ты здесь не для того, чтобы иметь мнение, Джоэлль. Не беспокойся о нем. Он сказал мне, что я могу сам испытать тебя.

Нет.

Мое сердце колотится сильнее и быстрее, мне снова и снова становится плохо. Я дрожу на месте, чувствуя себя такой одинокой.

Он поднимается, запускает руку в мои волосы и сильно дергает.

— Я сказал, нагнись, блять, пока я не потерял свое терпение.

Когда я отказываюсь двигаться от шока, вызванного тем, что сейчас произойдет, он переворачивает меня и дает мне сильную пощечину. Все мое лицо горит. Я стиснула зубы, не желая доставлять ему удовольствие от осознания того, что он сделал мне больно.

— Вы, шлюхи, никогда не учитесь, да? Не волнуйся, я научу тебя хорошим манерам.

Он хватает меня за горло и бросает на пол. Мое тело сильно ударяется о деревянные половицы, и я подавляю хныканье от боли в спине.

Пряжка его ремня лязгает, когда он расстегивает ее, молния на джинсах расстегивается, когда ремень падает на пол.

— Лицом вниз. — Его тон резок. — И не заставляй меня просить снова. Не хочу портить это милое личико. Не то чтобы клиентам было не все равно с таким-то телом. — Он смеется так отвратительно, что я вздрагиваю.

Я кручусь вокруг него, выполняя его просьбу. Есть два типа мужчин, которые приходят трахать таких женщин, как я. Те, кто хочет посмотреть на меня, желая получить какую-то странную связь, или те, кто хочет обращаться со мной как со шлюхой.

Со мной все их желания могут быть исполнены. Вот для чего я здесь. Меньше, чем человек. Игрушка. Я здесь, чтобы обслуживать, и я делаю это хорошо. Я действую. Я играю. Но сейчас я не могу стать этим человеком.

Когда я лежу здесь, лицом вниз, уставившись в пол, я думаю об Энцо. Я думаю о человеке, который смотрел на меня так, будто я что-то значу, и когда дикарь позади меня грубо входит в мое тело, слеза скатывается по моей щеке.

Он хрипит, вцепившись в мои волосы, и слезы вытекают только для того, чтобы я была их свидетелем, беззвучно падая на пол. Я не издаю ни звука. Ни от удовольствия. Ни от наслаждения, ни от чего. Я никогда не хнычу, даже когда плачу в одиночестве. Капли агонии, они не останавливаются. Они текут по жизни, о которой я когда-то думала, что у меня будет, по любви и семье, которых я никогда не испытаю. Они текут по молодой девушке, которой я когда-то была.

У таких женщин, как я, не бывает счастливой жизни. Наша жизнь наполнена бесконечной болью. Если бы только я послушала свою мать и не ушла в тот день. Какой была бы моя жизнь сейчас? Была бы у меня семья? Любящий муж?

Но у меня не было бы Робби, не так ли? И все равно, я бы все вернула, потому что все, что знал этот мальчик, — это чистое зло. Такой жизни я бы не хотела для своего милого ребенка. Я бы хотела умереть, когда они только забрали меня. Я хотела