Бойфренд в наследство - Линдси Левитт Страница 4

– У меня борода отрастет в ожидании.

Я слишком разнервничалась для шуток о половом созревании. Мысленно досчитав до трех, я вскрыла конверт. Мы с Джеймсом переглянулись, прежде чем он робко направил лучик своего мобильника внутрь. Я вытащила еще один конверт: на нем значилось имя «Дакс».

– Кто такой этот Дакс? – спросил Джеймс.

Я похлопала конвертом по руке. Старый боевой товарищ? Член ирландской рок-группы U2? В жизни дедушки Джима было множество интересных людей. Дакс мог оказаться кем угодно.

– Погоди… есть Крэнстон по имени Дакс, – сообразила я. – Нам иногда попадали по ошибке в папку для спама их письма. Но с чего вдруг дедушке оставлять послание человеку, состоящему в родстве с Виктором?

– Не удивлюсь, если там споры сибирской язвы, – хмыкнул Джеймс.

Наша часовня делила парковку с часовней Виктора Крэнстона, но не по своей воле. Стоило дедушке разбушеваться из-за соседа – и успокоить его было трудно.

– Вряд ли это тот самый Дакс.

– Сколько на свете Даксов? Может, проще открыть конверт и посмотреть, нет ли там какой зацепки? – Джеймс снова порылся в кармане; на этот раз он извлек из него швейцарский армейский нож.

– Убери, – сказала я. – А то поранишь руку.

– Все так говорят, только я еще ни разу не поранился.

Джеймс играл на фортепьяно почти на уровне вундеркинда. Слово «почти» вообще как нельзя лучше подходит для общей характеристики моего брата.

– Зачем тебе нож? – поинтересовалась я.

– Бойскауты говорят, что нужно всегда быть готовым ко всему.

– Когда ты к ним ходил в последний раз, тебе было одиннадцать лет.

– Это не значит, что я не слушал, когда они говорили о важных вещах, – Джеймс засунул нож в задний карман.

– Дедушка не запечатал бы конверт, если бы хотел, чтобы я прочитала письмо. К тому же вот, взгляни: здесь есть еще один конверт – точно такой же, как первый, только адресованный мне. Вот оно! – То, чего я ждала. С трепетом в груди. Это дедушкино послание должно было объяснить все – и его письмо Даксу, и наследство, и, может быть, даже то, почему дедушка надумал помереть тогда, когда к этому никто из нас не был готов. Я осторожно, стараясь не повредить конверт, отогнула ногтем его клапан – и на плотной бумаге цвета слоновой кости увидела аккуратный убористый почерк деда.

Я насчитала в тексте двадцать шесть определенных артиклей, но это не помогло мне остановить наплыв эмоций. Как все-таки странно! Почерк может пережить человека на многие годы, а то и на века…

– Если хочешь, я могу отойти, и ты прочитаешь его одна, – лицо брата смягчилось, как будто дедушкин почерк потряс и его. – Раздобуду нам хот-доги с соусом чили.

Мой живот уже скрутило. Чили бы не помог.

– Нет-нет, не надо. Я прочитаю письмо вслух. А если дедушка коснется чего-то очень личного, остановлюсь, – я выдержала паузу и начала читать.

Малышка Холли,

Если ты еще не психанула из-за часовни, то твой отец или Донна сделают это за тебя. Не сомневаюсь, новость стала для вас шоком. Но эй! По крайней мере, тебе не прикладывали к грудной клетке дефибриллятор. Кстати, там не было белого света. Я даже слегка обеспокоился этим. Хорошо, что я люблю теплую погоду, верно?

Я все делаю неправильно. Нет, не так. Я все делал неправильно.

А правда в том, что ты наследуешь не только часовню.

Ты наследуешь кучу проблем. Эти проблемы я пытался решить годами, но своими потугами лишь все ухудшил.

Позволь мне объяснить. В середине двухтысячных свадебный бизнес процветал. Это был буквально бум (иногда не успевала выйти из часовни одна пара брачующихся, как уже заходила следующая). Деньги текли рекой. Лас-Вегас начал рефинансировать займы, кредиты на покупку домов и развитие бизнеса. «Розу Шарона» оценили вдвое дороже той суммы, за которую я ее купил. И я рефинансировал свой ипотечный кредит. Заключил новый договор на условиях шаровой формы оплаты. Иными словами, я взял в банке крупную сумму на условиях регулярной выплаты маленьких взносов и погашения основной – большей – суммы сразу в конце срока, то есть по истечении семи лет. Эти деньги я потратил на часовню. Ладно, покаюсь: я еще расплатился с карточными долгами, а часть денег потерял, делая спортивные ставки (глупые Lakers!). А с учетом того, как шли дела, конца и края было не видать.

А потом конец стал видим.

Апокалиптический конец. Экономика рухнула. Люди перестали приезжать в Вегас, чтобы жениться – вот перестали, и все. Предприниматели разорялись, люди теряли работу и жилье. И сумма, в которую когда-то банк оценил мой бизнес, превратилась в пшик.

Последние несколько лет я отчаянно боролся, пытался найти деньги, чтобы удержаться на плаву. Но увы…

От моих сбережений ничего не осталось; мои активы смехотворны. Я оставлял себе жалкие крохи, едва сводил концы с концами, чтобы выделять деньги твоим родителям и платить другим работникам. Никто не видел моих бухгалтерских книг. И никто больше не знает про наше плачевное положение.

Этой весной истекает срок кредита. Чтобы его рефинансировать, я должен погасить вторую – наибольшую – часть займа. В противном случае это будет считаться невыполнением обязательств по кредиту. Банк мог бы рефинансировать его снова, но они оценят стоимость бизнеса по минимуму, и мне придется возместить разницу или потерять часовню.

В этом месте дедушкин почерк превратился в пляшущий курсив.

Я слишком ослабел, чтобы писать. И попросил закончить письмо за меня одну очаровательную девушку. Ее зовут Кики. Она санитарка. И очень красивая. Эй, если я выживу после операции, можно я приглашу вас в ресторан на ужин со стейком?

(От Кики: ваш дедушка флиртует со всеми санитарками на этом этаже. У него уже запланирована масса ужинов со стейками в будущем.)

Я не знаю, КАК тебе сохранить часовню и бизнес. Тебе надо поговорить с финансистами, подключить Донну (я рад, что умер, иначе бы она меня убила).

Составь план действий, чтобы заработать хоть какие-то деньги. Поверь мне: если бы я смог разрулить все сам, мне не пришлось бы писать ни это патетическое письмо, ни письмо, которое я прошу тебя передать лично, из рук в руки Даксу Крэнстону.

Как бы там ни было, мне очень жаль. И я прошу меня простить. За то, что оставляю это на тебя. За то, что