Испанский рассвет - Бу Уокер Страница 34

спешила. Она повела их по тропинке к рощам, которые называла верхними, и с гордостью показала две большущие кучи ферментированного компоста – уже через два года им можно будет удобрять почву. Бакстеру хотелось зажать нос. Потом они прошли вдоль электрической изгороди и попали в оливковую рощу, где Альма познакомила гостей с различными сортами деревьев.

И вдруг Бакстер поймал себя на том, что ожидание катастрофы на стройплощадке как будто его отпустило. В той заботе, которой Арройо окружили свои землю, была какая-то особая поэзия. Главное – не развивать эту мысль дальше, иначе собственная жизнь в Гринвилле, где его ждут восьмидесятичасовая рабочая неделя и три недостроенных дома, начнет вызывать чувство горького сожаления.

Экскурсия продолжалась. Альма поведала, что сорт деревьев, которые росли на следующем участке земли, называется «пикуаль». Мия нашла палку и убежала играть с Пако. Бакстер остался наедине с человеком, общение с которым отзывалось в нем чувством внутреннего беспокойства.

Альма продолжала рассказывать.

– Именно мой отец внедрил на ферме комплексный подход. Деда интересовали только большой урожай и деньги. Он не гнушался пестицидами и гербицидами. Чем меньше проблем, тем лучше. Но если ты любишь свою землю, животных и людей, которые на ней живут… так нельзя. Дед сам умер от лейкемии. Возможно, от удобрений и пострадал. Мой отец навел здесь порядок и вдохнул в ферму новую жизнь.

Бакстера захлестнул поток мыслей. Интересно, Альма заметила, что он слушает вполуха? Его тянуло сказать: «Да, в моем сердце та же неутомимая жажда жизни. Я понимаю тебя и твоего отца». Однако не мог. Эти дни остались в далеком прошлом.

Альма жестом указала на одно из деревьев. В ее голосе чувствовалось столько любви и гордости, что Бакстеру хотелось закрыть уши руками.

– Вы только взгляните, какие они счастливые и здоровые! Возделывая землю, мы стремимся жить в гармонии с природой, не нарушая порядок, существовавший до прихода сюда человека. Когда отец возглавил ферму, он чувствовал, что земля умирает, а оливковое масло лишилось своей силы. Tu aceite es tan bueno como el amor que pones en la tierra – его любимая присказка. Чем сильнее любишь землю, тем лучше масло.

«С музыкой так же», – подумал Бакстер. Только отдавая себя без остатка, можно писать стоящие композиции. Вот если бы страсть к музыке еще и не ломала жизнь… Может быть, именно поэтому Альма не обзавелась семьей? Настоящий художник тратит все жизненные силы на творчество, а близким не остается почти ничего.

Он услышал смех Мии и обернулся. Девочка играла с Пако в перетягивание палки. Пес вцепился зубами в ветку длиной чуть больше метра и тянул ее что было мочи, ноги его при этом смешно скользили по листве. Трудно было сказать, кто сейчас испытывал бóльшую радость – Пако или Мия. И Бакстер услышал голос. Женский голос. Голос Софии. «Сделай все, чтобы она была счастлива. Все, что в твоих силах».

Вернувшись к дому, все, включая Пако, забрались в светло-коричневый «Дефендер» Альмы.

– Прошу прощения за бардак, – сказала Альма. – На наведение порядка сейчас просто не остается времени.

Бакстер сел на место рядом с водителем, пристроив ноги по сторонам полупустой канистры с бензином. На приборной панели лежали ножницы и зеленый скотч.

Тронулись в путь, переехали вчерашний ручей, и Альма показала на соседский дом.

– Дон Диего был лучшим другом моего отца. Они росли вместе. Может, еще с ним познакомитесь. В последнее время нелюдим. Смерть моего отца стала для него большим потрясением.

В город вела дорога с двухсторонним движением. Бакстер решил попытать счастья со связью – а вдруг? Он извлек телефон из кармана быстрее, чем солдат гранату, и, удерживая аппарат незаметно в правой руке между дверью и ногой, в напряженном ожидании уставился на экран в надежде увидеть хоть одну полоску. Напрасно.

Его нетерпение не ускользнуло от внимания Альмы.

– Здесь вряд ли, надо чуть подальше проехать.

– Все в порядке. Никаких проблем.

Надеясь, что Мия не заметила его беспокойства, Бакстер убрал телефон в карман. Они пересекли дорогу и, проехав метров двести по густому лесу, оказались в еще одной оливковой роще, где деревья с причудливо изогнутыми стволами росли на расстоянии не меньше шести метров друг от друга.

Надев маску заинтересованности, Бакстер, не жалея себя, внимал каждому слову Альмы и любовался видами из окна.

– А это наши самые старые деревья, – сказала Альма. – Плодов они дают не так много, как в прежние времена, зато масло из них получается просто божественное.

Деревья и правда походили на мудрых старцев, застывших в ожидании преемников, которым могли бы передать свои тайные знания.

– Они стали камнем преткновения между мной и братом. Он хочет их срубить и посадить на этом месте новые.

Бакстер сделал когда-то то же самое – разрубил все нити, связывавшие его с Чарльстоном, и начал новую жизнь в Гринвилле. Иногда это единственный выход. Он вспомнил, как навсегда уезжая из Чарльстона по трассе I‑26, посмотрел в зеркало заднего вида и увидел не город, а злобного монстра с огромной пастью.

Вдоль внешнего края лесополосы тянулась электрическая изгородь. Альма взяла из подстаканника пульт и открыла ворота. Подпрыгивая на ухабах, машина продолжила путь между деревьев. Альма остановилась, когда впереди показались лошади. Все, как одна, черные, они паслись на лугу. Неподалеку прогуливались два белых ослика.

Не в силах совладать с эмоциями, Мия отстегнула ремень, протиснулась между двух передних сидений и запищала от восторга:

– Глазам своим не верю! Какие красивые!

Эта девочка точно его дочь? Бакстер уже не помнил, когда видел ее такой счастливой в последний раз.

Альма заглушила двигатель.

– Полностью согласна, cariño.

Они втроем вышли из машины и направились к лошадям, но те оказалась пугливыми и ушли глубже в лес.

Вид пасущихся в этих рощах диких животных был поистине завораживающим. Бакстер вдруг понял, что выращивание оливок – такой же вид искусства, как и любой другой. Иначе назвать то, что делала Альма на ферме, он не мог. Для Альмы ее земля – святое место, как для священника кафедральный собор. Рядом с Альмой Бакстер почувствовал собственную ущербность. Он хотел сказать ей: «Когда-то я тоже жил. Сцена была моим святилищем. Я сидел за одним столом с великими».

Но вместо этого спросил:

– А сколько у вас акров земли?

Что еще ждать от американца, кроме как тривиальных вопросов и заезженных фраз.

Альма охотно ответила:

– В акрах точно не скажу, но шесть гектаров засажено деревьями. Еще двадцать пять разделяет дорога, по которой мы только что проехали.