Бессердечный - Элси Сильвер Страница 27

Я моргаю.

Боже. Нет.

– Соски же есть у всех?

Я сглатываю, не видя выхода из ситуации. Она заперла меня в ящик моей собственной логики.

– К примеру… – Ее ярко-зеленые кошачьи глаза опустились мне на грудь. – Твои я сейчас вижу.

Я прижимаю подбородок к груди, и, конечно же, соски выдают меня.

– И меня они совершенно не беспокоят. – Она намеренно медленно облизывает нижнюю губу, прежде чем скривиться в однобокой ухмылке.

Затем она поворачивается и идет обратно в спальню с поднятым над головой кулаком:

– К черту патриархат.

А я стою и провожаю ее взглядом. Любопытно, надела ли она трусики под эти мягкие свободные шортики, которые я с легкостью могу оттянуть в сторону.

* * *

– Нельзя совать туда пальцы, приятель. Или отрежешь их начисто.

– Папа, я знаю, что делаю. – Люк закатывает глаза и продолжает резать огурец самым глупым способом, который только можно себе представить.

Я хватаю нож и высоко поднимаю его.

– Слушай, держи его как следует, иначе рискуешь довести меня до сердечного приступа. Я хочу, чтобы ты научился резать правильно. Ты сказал, что будешь меня слушаться.

В качестве компромисса мне пришлось слушать его ужасную поп-музыку через динамик. Ту, что его маленькие друзья привили ему всего за один год в школе.

Сегодня вечер воскресенья, и я готовлю полноценный изысканный ужин. Люк мне помогает, потому что я отказываюсь воспитывать человека, который не может показать себя на кухне. Накормив людей, которые мне небезразличны, я говорю им о своем отношении без слов.

Потому что, если говорить вслух, это становится для меня слишком реальным.

– Ладно, – фыркает он, драматично пожимая плечами.

– Твой отец прав. – Появившись из ниоткуда, Уилла протягивает руку, выхватывает кружок огурца и кладет себе в рот. – Если так резать, у тебя останется только большой палец, а как тогда я научу тебя играть на гитаре?

– Уилла! – Люк поворачивается на стуле, на котором стоит, и бросается к ней в объятия. – Мы по тебе скучали!

Она смеется, хватает его и начинает кружить. Они оба одинаково драматичны.

– Она в городе провела всего только одну ночь, Люк. – Скрещиваю я руки в попытке скрыть, как мне приятно, что она ему так нравится.

Уилла подмигивает мне через плечо Люка.

– Я тоже скучала по тебе, маленький озорник. Хотя не уверена, что твой отец скучал.

– Пф-ф-ф. – Люк вскидывает голову, когда она усаживает его обратно на стул. – Он скучал. Сам говорил мне об этом.

Уилла выглядит явно шокированной.

– Ах, правда?

– Он сказал, что без тебя в доме становится тихо.

Ее губы дрожат, когда она пытается сдержать смех.

– Думаю, это просто означает, что я слишком много говорю или слишком громко включаю музыку.

– Точно нет. – Люк вздыхает: – Мне нравится разговаривать с тобой. И играть с тобой на гитаре.

Есть своя прелесть в том, что дети его возраста говорят то, что имеют в виду. Они не задаются вопросом, как это будет выглядеть или не придаст ли этому кто-то слишком много значения. Что в сердце – то и на языке. Не секрет, что Люку нравится разговаривать с Уиллой, и от этого у меня щемит в груди.

Особенно, когда она одаривает его широкой улыбкой, которая освещает ее с ног до головы, ерошит ему волосы и говорит:

– Мне тоже нравится с тобой разговаривать, дружок.

– Мы готовим для тебя ужин, – объявляет Люк.

– Мы готовим ужин, – уточняю я. – Конечно, ты можешь присоединиться к нам.

Не хочется, чтобы она думала, будто я одержим ею.

Не хочется, чтобы она знала, что я… обратил внимание на ее отсутствие. Прошло всего пару недель, но меня перестало раздражать ее присутствие, когда я возвращался домой после тяжелого рабочего дня, сбрасывал ботинки и улыбался, слушая, как она и Люк смеются или болтают между собой.

Музыка для моих гребаных ушей.

– Мальчики, вы потрясающие повара. Можете на меня рассчитывать.

Я возвращаюсь к раковине чистить картофель и говорю Люку:

– Давай включим для Уиллы другую музыку.

Это прекрасная возможность избавиться от всего этого веселого танцевального дерьма.

В ужасе Люк спрашивает меня, что не так с «Watermelon Sugar», но прежде чем я успеваю ответить, Уилла наклоняется ко мне и говорит:

– Да, Кейд. Имеешь что-то против Гарри Стайлса?

Я смотрю на их широко раскрытые глаза. Один обижается, вторая развлекается.

– Просто так… попсово.

– У меня есть идея. – Уилла вскидывает руку и уходит из кухни.

Я стараюсь не смотреть на ее задницу в джинсовых шортах.

Не получается.

Я возвращаюсь к картофелю, агрессивно снимаю с него кожуру, параллельно пытаясь следить за драгоценными пальчиками Люка. Он так сосредоточен, что высунул язык и прищурил глаза.

Он выглядит… взрослым. Я знаю, что это не совсем так, но он уже и не тот полностью зависимый малыш, которым был когда-то. Он не будит меня несколько раз за ночь. Он может сам достать себе хлопья на завтрак.

Это даже пугает.

Музыка смолкает, и я поворачиваюсь к кухонному столу, где Уилла выдвинула для себя стул, а на коленях у нее лежит красивая, богато украшенная акустическая гитара.

– Что мне сыграть?

Люк кричит ей, чтобы она сыграла «Watermelon Sugar», кладет нож и садится за ней наблюдать.

Я не могу его винить. Она практически сияет.

Я драматично вздыхаю, просто придираясь к нему. Меня не покидает ощущение тревожной расслабленности. В любом случае, лучше знать, что Уилла здесь, под одной крышей, а не в городе, или чем они с Саммер занимались на девичьих выходных.

Уверен, это была совершенно нормальная вылазка двух молодых женщин, но у меня никогда не получалось отключать свой защитный инстинкт. Тот, который постоянно беспокоится о безопасности каждого.

– Выбери что-нибудь попроще, например, «Twinkle Twinkle». Мы не знаем, хорошо ли Уилла играет.

– Ну папа!

Уилла смеется, качает головой и опускает взгляд на медиатор и струны, над которыми парят ее пальцы. Завеса теплых медных волос закрывает ее лицо, будто она немного стесняется. Ее длинные ресницы на мгновение полностью смыкаются, а колено подпрыгивает.

Затем плавный гул струн наполняет кухню. В нем сразу можно узнать замедленную акустическую версию песни, которая только что играла.

Я останавливаюсь и откладываю овощечистку, которую держу в руке. Я буду первым, кто признается, что оставляет радио настроенным на кантри-станцию. Я не ценитель. И когда я на пастбище, саундтреком служит фырканье лошадей и стук коровьих копыт по земле.

Честно говоря, тишина меня нисколько не беспокоит.

Но