Бессердечный - Элси Сильвер Страница 21

– Кажется, я пропустила момент, когда мы решили потанцевать? – снова ерничает она, пока я ставлю ее в позицию для тустепа, стараясь просто положить руку ей на талию, сдержав желание скользнуть рукой по всем ее ребрам.

– Это был предлог, чтобы свалить от улыбчивого сукиного сына.

Она неспешно кладет руку мне на плечо, мои пальцы обхватывают ее изящную ладонь, и мы с легкостью двигаемся в такт этой жизнерадостной, заводной песни. Я стараюсь смотреть поверх ее плеча, а не на нее.

Это чертовски трудно.

На ней красивое розовое платье. Оно весьма простое, но подчеркивает каждый изгиб ее тела, обнажает колени, и, в целом, чересчур короткое. В платье и белых кедах Chuck Taylor она выглядит слишком уж молодо.

Если Саммер – это всегда юбка-карандаш и шпильки, то Уилла – яркие цвета и кроссовки.

– Итак… – Я бросаю на нее быстрый взгляд и замечаю, как она смотрит на других людей на танцполе. Тех самых, что, без сомнений, пялятся на нас. Ведь угрюмый Кейд Итон никогда не танцует. Когда я прихожу сюда, то пью пиво и пялюсь на первую попавшуюся на глаза женщину.

До сих пор меня это вполне устраивало. Но Уилла Грант продолжает переворачивать мою обычную жизнь.

– Так ты частенько захаживаешь сюда? – спрашивает она.

– Уилла, – стиснув зубы отвечаю я.

– Если я пошучу про минет, ты снова рассмеешься?

Я слышу скрежет своих зубов:

– Нет.

– Что самое классное в минете?

– Бог ты мой, женщина. Просто остановись, – я наклоняюсь к ней, пытаясь выглядеть настолько устрашающе, насколько могу. Даже просто слушать, как Уилла произносит слово «минет», – это перебор для мужика, которому его не делали уже много лет.

Но Уилла, как всегда, не унимается.

Ее пальцы пульсируют в моих руках, и она смеется тем самым легким искрящимся смехом, что заставляет мой член вздрагивать.

– Нет, нет, стой. Тебе понравится. Его будто для тебя придумали.

Уилла наклоняется к моему уху, и я чувствую, как ее дыхание касается моей шеи, когда она издает легкий смешок, а затем берет себя в руки и заканчивает шутку. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, заранее сдерживая выражение, которое может внезапно появиться на моем лице.

– Помолчи хоть десять минут.

Мне приходится отвести взгляд в другой конец зала. Я чувствую, как она смеется собственной шутке.

Без намека на стыд.

– Я тебя подловила. Я видела. У тебя аж щеки кровью налились, Итон. Тебе не больно так сдерживаться? Я слышала, это может привести к эректильной дисфункции.

– И этим ртом ты целуешь свою мать, Ред?

Она фыркает, еще больше развеселившись:

– О да. Ей бы эта шутка очень понравилась.

– Шутка для тебя. Поверь, я не продержался бы и десяти минут, и даже если ты будешь молчать, это вовсе не означает, что буду молчать я.

Мы оба замираем, я вижу, как широко раскрываются ее глаза, и уже корю себя за то, что позволил вырваться наружу частичке прежнего Кейда, пробужденного прекрасной рыжей девушкой в моих объятиях.

– Кто говорил что-либо про тебя и меня? – она моргает и из-за густых ресниц кажется гораздо более невинной, чем я о ней думаю.

Молодая? Да.

Застенчивая? Нет.

Опасная комбинация для такого человека, как я.

Песня меняется, и прежде чем я успеваю ответить, в разговор вклинивается какой-то парень, банковский клерк, и спрашивает, можно ли ему пригласить Уиллу на следующий танец.

Я милостиво киваю и отхожу в сторону, хотя это меня убивает. Мысль о том, что я позволил кому-то еще танцевать с ней, заставляет меня покраснеть, но мне также нужно убраться подальше от того места, куда вел этот разговор.

10

Кейд

Следующие десять минут я провел, ненавидя себя за то, что ушел. В десятиминутный промежуток укладывается примерно четыре песни, а смотреть, как Уилла танцует с четырьмя разными мужчинами – это слишком много мужчин.

И десять минут – это слишком много времени.

Она улыбается и ведет себя развязно. Я почти все время наблюдал за движением ее губ. Нижняя немного толще верхней. Если бы она все время не улыбалась, то можно было бы подумать, что она обиделась. Но в Уилле Грант нет ничего подобного.

Она – искра во тьме. Танцующие огни на фоне полуночного неба. Она сияет ярче, чем кто-либо во всем этом месте, благодаря блестящим волосам, яркому платью и мерцающим зеленым глазам.

И она чертова няня, а это значит, что я не должен считать песни и минуты, как какой-то псих-собственник, потому что уже больше недели я для нее – сварливый засранец.

Но это не мешает мне вздохнуть с облегчением, когда она пожимает руку тому придурку, который только что украл две с половиной минуты ее жизни, и желает ему спокойной ночи.

Когда она возвращается за столик, на ее щеках горит румянец, на висках выступают капельки пота, а своенравная прядь медных волос прилипла к накрашенной нижней губе.

Саммер что-то ей говорит, но из-за ревущей музыки и гула голосов слов не разобрать. Со смехом она садится рядом, даже не удостоив меня взглядом.

Хотя на этот раз садится ближе. Дразня разделяющей центральной линией дивана. Мне вспоминается та ночь, когда я последовал за ней в комнату и уставился на медную линию порога на полу.

Линию, которую я не должен пересекать. Линию, на которую мне даже не следовало бы так долго смотреть.

Она тянется за пивом и при этом кладет ладонь мне на бедро, чтобы удержать равновесие, и все эти линии размываются в моем сознании. Потому что все, что я вижу, – это то, насколько миниатюрна ее рука на моей ноге. И все, что я чувствую, – это жар, проникающий в мышцы. Медленное набухание в моих штанах.

Я вдруг перестаю ощущать время и понимаю, что ее рука находится всего в нескольких сантиметрах от того, чтобы почувствовать, насколько она мне «неприятна».

Затем рука исчезает, и я замираю, глядя на ее губы. На ее горло, когда она делает глоток пива.

Со вздохом она откидывается назад, оценивая бар, и объявляет:

– А здесь весело.

Я прочищаю горло, пытаясь найти тему для разговора:

– Напоминает тот бар, в котором ты работаешь?

Она так легко улыбается, как будто даже не думает об этом. Невероятно.

– Нет. Вообще нет. На самом деле, я управляю бизнесом брата. Он превратил старый театр в концертную площадку.