Отец на час. Работает спецназ (СИ) - Коваль Лина Страница 21

Он поднимает на меня затуманенные глаза, а руками уже задирает топ. Засранец!..

— Без света неинтересно, не видно же ничего.

— В этом и смысл, вообще-то!.. — ворчу.

— У меня врожденная дальнозоркость.

— А у меня грудь некрасивая. Приобретенная...

— Да твою мать, тогда мы просто созданы друг для друга!.. — Влад грубовато возвращает меня на кровать.

Я обиженно-шумно дышу и позволяю снять с себя топ. Откидываюсь на подушку. Я предупредила, если что. Надо было раньше операцию сделать, кто ж знал, что на моей улице такой грузовик цвета хаки опрокинется?

— Дурочка, — бормочет Влад, жадно сминая полушария руками.

— Сами… такие.

Кусаю губы от удовольствия, растекающегося по венам. Женщина остается, а порядочная уходит. Пока-пока.

— Ам. — Влажный рот сжимает возбужденный сосок.

Ноги инстинктивно хочется развести пошире, потереться о внушительную ширинку. Сказано — сделано. Нетерпеливо дергаюсь, пока Влад с должной сноровкой справляется с замком на шортах и бельем.

— О-о, — сипло рокочет, нападая на вторую грудь.

— О-го, — пищу я... или мой одичавший клитор от умелой сексуальной ласки. Точно кто-то из нас.

В промежности влажно и на редкость скользко. Хоть посыпай.

— Нижняя начальница посговорчивее будет, — Влад засовывает в меня два пальца и давит.

— Какая пошлость!.. — срываюсь на крик, почти поймав быстрый оргазм.

Тут же разочарованно стону, потому что ладонь выскальзывает из шорт.

— А ей заходит. — Влад смеется, поднимается, оставляет меня без одежды.

Быстро избавляется от своей и сбрасывает все на пол.

Его движения становятся резкими и нетерпеливыми. Во мне, буду честной, терпения тоже ни грамма.

Закусив губу, приподнимаюсь и хочу разглядеть сорокадвухлетнего Аполлона, но ничего, кроме упругого, увитого тугими венами члена с внушительной головкой не вижу.

О святая Белла-Мария!

Это все мне?..

Я округляю глаза и обхватываю загорелые плечи, когда Влад снова оказывается рядом. Решаю наслаждаться моментом. Это как в бизнесе: когда прет, надо снимать сливки.

Мы тянемся друг к другу и слипаемся в долгом, чавкающем поцелуе.

Голые и голодные.

Мозг окончательно вырубается, когда горячий твердый член толкается в меня. Выгнувшись, принимаю первый удар, обалдевая от пьянящих ощущений. Так бывает?..

— Да... Вот так вот, — хрипит Влад, вбивая мое тело в кровать. — Довыделывалась!..

Удары такие хлесткие, что спинка впервые в этом доме бьется о стену. Я делаю то, что и обещала, — кричу, но рот накрывает мужская рука.

— Ш-ш-ш, красавица, — прищуривается и усмехается. — Детей разбудишь.

У меня есть дети?.. Я плохая мать.

Мои руки изучают твердое тело. Нос улавливает новые ароматы. Терпкие, кисло-сладкие и вкусные. Все органы чувств млеют от наслаждения. Я в шоке, что так бывает!

Я в шоке, что так бывает! Блин!

Низ живота стягивает тугим узлом, тело выгибает дугой.

Сексуальная неудовлетворенность зрела во мне слишком долго, поэтому выходит рвано и быстро. Точечными судорогами и разливающейся после них в теле мягкостью. Мышцы настолько плотно сдавливают член внутри, что Влад, обхватив мою грудь двумя руками, мощно кончает. По-мужски красиво: с хрипами, тяжелым дыханием и прикрывающимися веками.

Замирает.

И резко тянет меня на себя, заваливаясь на кровать, которая жалобно поскрипывает.

— Погоди бежать, узурпаторша, — уверенно удерживает мои плечи. — Дай отдышаться.

Я смущаюсь и, прикрывая локтем грудь, смиряюсь. Расслабленное тело все еще клокочет от оргазма, мозги всмятку, будто там вообще пусто. Надеюсь, он не выбил из меня все до конца. Как я буду работать?

Господи, о чем я вообще?..

— Что это? — вдруг хмурюсь, замечая на левом бедре внушительное пятно из светлых шрамов.

Выглядит страшно.

— Осколочное ранение. Ерунда… — отпускает в потолок.

Я задираю голову и смотрю на него испуганно.

Ерунда?..

Жизнь ведь меня к такому не готовила. Вот эти мужчины, которые, как оголтелые, рвутся в бой и рискуют собой. Да хотя бы просто идут в армию!.. Помню, Побединскому в хирургии вросший ноготь с анестезией выдирали. Он потом месяц хромал и требовал, чтобы за ним все ухаживали. Чуть инвалидность у государства не выпросил.

Влад опускает теплую ладонь мне на щеку и ласково водит по ней большим пальцем. Вздыхает так, что я вместе с ним приподнимаюсь и опускаюсь, а затем улыбается зелеными глазами.

Я, кажется, влюбляюсь, потому что никогда в жизни не видела, чтобы у человека улыбались глаза, а сейчас замечаю и восхищаюсь.

— Ну чего ты испугалась? Я же говорил, что на войне был.

— Я, вообще-то, думала, ты там кур и петухов гонял…

— Ну… было дело, мы немного поменялись, и петухи гонялись за мной, — подмигивает и смеется, будто это все шуточки ему.

— Влад…

— Ну что?..

Я, сдерживая унылый всхлип, — и откуда такая сентиментальность? — опускаю голову и тянусь пальцами к шрамам.

Обвожу их. Аккуратно и ласково. Снова и снова.

А если б его убили и мы бы никогда не встретились?..

— Пойду покурю, перезаряжусь и продолжим. — Влад сгребает меня в охапку, крепко целует в плечо и поднимается.

Я смущаюсь и пытаюсь прикрыться одеялом, на котором лежу. Тело вспыхивает искрами от того, как открыто он на меня смотрит.

— Ладно. Можешь здесь покурить, — скромно предлагаю. — В окошко, — киваю, приглаживая волосы.

— Ты сейчас серьезно? — подозрительно спрашивает, доставая сигареты из кармана брюк.

— Да. И по поводу штрафов я погорячилась...

— Ты какая-то странная стала.

Я веду взглядом по массивной груди, рельефному прессу, неприкрытому паху и снова смотрю на шрамы. Глаза слезятся.

— Все понятно, — ворчит он и, подхватив с кресла полотенце, оборачивает его вокруг бедер. — Вот отчего добренькая...

— Ну что?..

— Говорил мне батюшка в госпитале, что это ранение для чего-то Богом дано. — Он отворачивается к окну. — Я все понять не мог. Хоть где-то, получается, выстрелило!..

Глава 24. Федерика

— Вау, мам. Вот это платье! Мяу-мяу! — восклицает моя средняя дочь и смачно отпивает чай. Мягкий ободок с кошачьими ушами, как всегда, у нее на голове, волосы немного растрепаны, школьная форма чуть помята, но сегодня решаю не быть занудой.

Поправляю короткий подол, задевая зудящие в ногах мышцы, и аккуратно раскладываю объемные рюши у себя на груди.

Захотелось с утра чего-то женственного и легкого. Да и погода удачная: тепло, сухо, солнечно.

Потягиваюсь сладко.

Секс прекрасен! Тьфу ты. Жизнь прекрасна!.. Хоть это и связано с сексом конкретно сегодня.

— Платье новое, мам?..

— Все новое — хорошо забытое старое, Эльза, — отвечаю с блаженной улыбкой и умиротворенно вздыхаю. — Маша, принеси расческу, я тебя заплету.

— У тебя платье с ломашками, мамуля! — Дочка бежит, размахивая бантами. — Класи-и-ивое!..

— Спасибо, душа моя. У тебя тоже красивое.

— Лозовое. Я люблю все лозовое…

Пока заплетаю тоненькие волосики, почти засыпаю.

Сказывается бессонная ночь. Что-что, а уж перезаряжаться Владислав Отец умеет не хуже, чем стрелять. Я который час нахожусь под впечатлением. Кожа, как бы я не терла ее в душе, пахнет сильным мужчиной и капельку — табаком.

Оставляю Машу с аккуратными косичками за столом и достаю любимую кружку из шкафчика, чтобы поставить ее в кофемашину. Выбираю кнопку «капучино» и нахожу в заначке пакетик сахара с заправки. Как-то случайно захватила и спрятала на черный день. Сегодня точно не он, но без углеводов не выжить.

— Я ушел! — кричит Леон из коридора.

До слуха доносится какая-то возня.

— Лео…

— Я ушел!..

— Леон, позавтракай с нами, я подогрею твои любимые сырники.

Оставив девчонок, спешу в коридор.

Отношения с сыном все больше меня беспокоят. Я каждый день остро чувствую: невидимая нить между нами становится все тоньше. Конечно, виной тому подростковый возраст, ведь школьный психолог предупреждала: на фоне нашего с Колей развода, пубертат может протекать гораздо сложнее.