Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 87

Наверное.

— Знаю. Потому и не гоню от себя. Но еще раз случится — не помилую.

Руди согласно кивнул.

— Твой приказ — закон, государь.

— Вот и не забывай о том, — бросил Фёдор.

— Когда позволит царевич слово молвить…

Про Михайлу все забыли, а вот он в стороне от событий не остался.

И попросту расспросил холопов! С собой Илья никого не взял, ну так боярыня позаботилась, нужный слушок пустила.

— Позволю? — заинтересовался Фёдор.

— Устинья Алексеевна от татей сбежала, когда на них медведь напал. Поняла, что другого случая не будет, и в лес кинулась.

— Так.

— Вышла к Ладоге, а потом и к городу. В пригороде остановилась у одной семьи, весточку домой послала, чтобы по городу в обтрепках не идти, не позориться.

— Разумно, — согласился Истерман.

— Царевич, не вели казнить, а только отправил бы ты ей ее потерю? Небогаты Заболоцкие, а иголки тонкие, шелк да стеклярус иноземные, я чай, денег стоят немалых?

Фёдор согласно кивнул Михайле.

— Ты предложил — тебе и выполнять. Денег дам. Сходи в торговые ряды, купи потребное, да и отвези боярышне.

— А…

— А ее потерю мне отдай. Ни к чему мне, чтобы она на Руди гневалась.

— Неуж не догадывается она?

— Не твоего ума то дело, — рыкнул Фёдор.

Михайла хлюпнул носом, утер слезу, скатившуюся из глаза.

— Прости, государь. Язык болтливый…

— Не догадывается, — снизошел до ответа Фёдор. — Со мной она ни о чем таком не говорила.

Михайла подумал, что это как раз говорит об уме Устиньи. А что там Фёдор…

Да любая ворона на заборе — и то его умнее. Но промолчал.

Сказано — купить?

Съездит, и купит. А может, и с боярышней парой слов перемолвится?

— Государь, не хочешь ли боярышне грамотку какую написать? А я б и передал?

— Молодец. Напишу, — кивнул Фёдор. И пришпорил коня.

Руди смерил Михайлу подозрительным взглядом, получил в ответ невинную улыбку, и успокоился. А зря.

Михайла просто не собирался тратить силы на живой труп. Он Истермана приговорил, осталось только убить. Так-то…

* * *

— Тятенька! Пожалей!!! Нееееет!!!

Вопли неслись над двором.

Боярин наблюдал за тем, как неразумную дочь порют плеткой. И не спешил останавливать порку.

Не работает голова?

Так мы ума через заднее место вгоним!

И побольше, побольше…

— Будешь еще сестре завидовать? Будешь поганым языком мести, как помелом?

— Не бууууудуууу!

Вопли плавно переходили в вой. Но если бы боярин, который таки смиловался, и махнул рукой холопам, заглянул в мысли своей дочери…

Он бы ее и убил там же.

Потому как в них царила самая черная ненависть.

И зависть.

Почему, ПОЧЕМУ?

Почему Устинья краше, почему умнее, почему так разговаривает свободно, почему царевич на ней жениться готов, а Михайла молчит… ПОЧЕМУУУУУ⁈

Ответа не было.

А ненависть была. Росла, ширилась, заливала чернотой сознание Аксиньи. Требовала отмщения.

Рано или поздно гнойник прорвется.

* * *

— Огорчил ты меня, Руди! Так уж огорчил…

Царица Любава картинно за виски взялась, даже слезинка в уголке глаза блеснула. Только вот этому мужчине все равно было, хоть ты слезами улейся. Слишком хорошо он эту женщину знал.

— Любавушка, а может, и не напрасно все было.

— Как же — не напрасно? Так бы натешился Феденька, да и позабыл ее, как страшный сон! А сейчас что?

— А сейчас ты матушку ее, боярыню, к себе пригласишь, она и дочь с собой возьмет. Слово за слово, а там и способ найдется. Разделаешься ты с этой девкой, не соперница она тебе.

— Феденька тебе не сказал, что она у него попросила?

— Сказал. Чтобы в палаты приходить.

— А что видеться они здесь будут — это как? Не понимаешь ты⁈ Эта девка сына у меня отнимает!

Руди щеку изнутри прикусил. Так и закатил бы глаза, и застонал. А лучше — оттаскал бы дурную бабу за косы. Ей-ей, жену бить надобно! Любава хоть и царица, и умна, и красива, а все ж… откуда в ней это глупое — сына отнимают⁈

Бабское, дурное…

Умная-то баба и сына не потеряет, и дочь получит. А дура…

— У тебя, Любушка, сына никто не отнимет. Никогда.

— Как же…

— Любушка, веришь ты мне?

— Верю, Руди. Верю…

Всякому зверю поверю. А тебе — ежу — погожу…

Вслух этого собеседники не сказали. Но еж, покачивая колючками, словно мимо прошел. Мелькнул — да и исчез.

— Тогда принимай ее, да улыбайся. Умнее тебя эта девка быть не может. Ты-то найдешь, где у нее изъян, а там и Федя на нее смотреть не захочет.

Любава кивнула.

— Что ж. Может, и прав ты. Хорошо, что на тебя Федя не огневался.

— Не сильно.

А про себя Руди уже думал, что такого сделать, чтобы Фёдор его простил окончательно.

Кое-что уже и придумывалось.

* * *

Михайлу на подворье к Заболоцким и впустили, и приняли радостно. Царевичев человек. Ближник. Конечно, на крыльце его боярин не встречал, не по чину, а вот в доме встретил, приветил, в горницу проводил.*

*- между прочим, целые ритуалы были. Как встречать гостей в зависимости от социального статуса. К примеру, важного гостя могли и у ворот встретить. А если хотели показать свое пренебрежение — то гостя могли и в дом не позвать. Или звали, а хозяин даже с лавки не вставал. У Костомарова это интересно описано. Прим. авт.

— Поздорову ли, Михайл…

— Алексеевич я, боярин. Да ты так Михайлой и зови. Царевич так зовет, а ты, может, и породнишься с ним, к чему нам чиниться?

Расположение боярина Алексея Михайла этим нехитрым приемом купил сразу. Боярин засиял, аки ясно солнышко.

— Ну, коли так…

— А что не так? — невинность просто изливалась из зеленых глаз. Пропитывала горницу, освещала весенним солнышком, даром, что осень на дворе, зима уж….

— Да вроде и все так. Ну, тогда садись, Михайла, отведай со мной, что Бог послал?

— Благодарствую, боярин. А только не просто так я, дело у меня к тебе.

— Какое дело?

— Фёдор Иванович попросил Устинье, дочери твоей, подарок передать. Да только неприлично это, так может, я тебе, боярин, отдам, а уж ты сам и распорядишься?

Боярин снова кивнул.