Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 76

— Не вели казнить, боярышня! Виноватая я!!!

Настасья выла вдохновенно. Завоешь тут, как жить захочется. Ведь правда, не для хорошего у нее кровь купили. Но… денег хотелось! Безумно!

За двадцать пять рублей из холопства не выкупишься, но на обзаведение хватит. А в деревне корова — кормилица. А лучше даже две коровы.

Боярышня все поняла, даже ее, дуру, пожалела. И Настасья старалась.

На крик и визг вышел боярин Заболоцкий. Зевнул, почесался….

Верка вчера постаралась на славу, так что был боярин в хорошем настроении. Благодушным даже.

— Ты чего орешь, Устя?

— Батюшка! Эта дура… эта дура… вели ее засечь!!! Посреди двора! Плетьми!!!

Отродясь боярин не позволял девкам у себя на подворье распоряжаться. Даже и дочери. Его то дело, кого засечь, кого продать! А бабы пусть за супом смотрят, им и того достаточно!

— Что случилось, Устя?

Устинья плевалась, как облитая водой кошка, но наконец, до боярина дошел смысл трагедии.

Как же!

Строчка на сарафане не та, распарывать и перешивать придется! Когда до боярина дошло, он только что рукой не махнул.

— Тьфу ты! Я правда думал, что серьезное, а ты…

— Несерьезное⁈ Я в этом сарафане на смотрины пойти хотела!

Тут боярин призадумался, а Устя, видя, что он ищет решение проблемы, и подсказала.

— Убери ее, батюшка с глаз моих долой! Видеть эту пакость не хочу!

Боярин на Настасью поглядел, вспомнил, как сам ее едва не прибил, да и рукой махнул.

— Я ее в деревню отошлю, дочь.

— Вот-вот! — рыкнула Устинья. — Замуж ее — и в деревню! Пусть там… с коровами! Такой шелк загубить! Дура криворукая, скудоумная!

Тут и Егор под руки подвернулся.

— Когда позволишь, боярин, слово молвить. Могу я Настьку отвезти. И коней заодно бы отогнать, Огонек себе копыто на мостовой разбил, его бы на луга, да и Дымка прихварывает…

Конями боярин интересовался живо. Ну и… когда так все складывается — почему нет?

Пары часов не прошло, как Настасья со всем скарбом влезла в телегу, которой правил Егор, и перекрестилась на дорожку. Устя незаметно подмигнула ей.

Боярин разрешение на свадьбу дал, так что пусть сами решают. Покамест пост не начался, остановятся, вон, у первой же церкви, да и обвенчают их. А что Бог соединил, человек да не разлучит.

И Устинья довольно улыбнулась.

Верка еще…

Приглядит она за Веркой. Может, и тут беду отвести удастся. А Настасья ее, считай, спасла. Теперь и Устя долг возвращает.

Семьи Настасье крепкой да детишек побольше. Что у нее в черной жизни-то было? Устя уж и не помнила. Не до того было.

Точно она знала, что Егор бобылем до старости оставался, а вот что с Настасьей случилось? Убили, кажется? Ножом в подворотне ткнули?

Еще одна дорожка поменялась в лучшую сторону, и было от этого тепло на душе и радостно.

Жива-матушка, спаси ее и сохрани, обереги и защити. А уж Устя и дальше стараться будет.

* * *

— Теодор! Скоро начинается великий пост!

— Я знаю, Руди. И что?

— Неужели ты не хочешь разговеться как следует?

Фёдор пожал плечами.

— Не знаю. Не думаю…

— Подарок у меня будет, мин жель. Хороший подарок, для тебя.

— Какой?

— Поедешь со мной, так узнаешь.

— Мудришь, Руди?

— Мин жель, что радости в подарке, который загодя известен? Сознаться я могу, да у тебя радости будет вдвое меньше. Поехали развеемся!

Фёдор подумал, да и кивнул.

Ладно уж!

Пусть его!

— Когда поедем, Руди?

— А вот, как напишут мне, что подарок твой готов, так и поедем.

Фёдор не возражал. Даже интересно стало, что там за подарок такой? Посмотрим…

* * *

— Боярышня, шелковые нитки закончились. И бусины синие, стеклярусные, тоже…

Устя только зубами скрипнула.

Шитье… Сейчас она позволения у отца спросит, да сама в лавку к купцу ромскому и сбегает. Есть у него и шелк, и стеклярус… только б отец позволил!

Боярин и не думал возражать.

Он как раз Веркину фигуру взглядом провожал, не до того ему было. Дочь из дома — да и пусть ее!*

*- в допетровской Руси взаперти сидели очень немногие. Так-то женщины и хозяйством занимались, и закупками, и чем угодно. И выйти в лавку для них было вполне обычным делом. Прим. авт.

Нельзя ли служанку послать?

Ах, нельзя, товар уж больно дорогой? Шелк и стеклянные бусы? Ну и ладно! Иди, Устя. На смотринах ты самой красивой быть обязана. *

*- и шелк, и бусины действительно были очень дорогим товаром. Чуть ли не на вес золота. Примерно в 1600 году шелк начали осваивать на Руси, но цена сильно не упала. Прим. авт.

И холопа с собой возьми! Вот, хоть бы и Петьку! Чего он тут без дела ходит?

Устя поклонилась, да и отправилась на торжище. А боярин подозвал к себе Верку.

Пусть потрудится. Настасья уехала, да и дура она была. Верка пока еще тут. Надобно еще кого себе приглядеть, или из имения привезти. Но это еще когда будет, а пока пусть Верка потрудится.

Боярин устал, ему отдохнуть требуется.

Холопка и пошла. Побежала даже, виляя объемным задом под сарафаном, и посматривая глазами. Видите, какова я? Завидуйте!

Боярыня Евдокия, на это глядя, только зубами скрипнула.

Ладно-ладно, Вера. Погоди ж ты у меня, не век тебе с боярином… хоровод водить. Надоешь ты ему, как сотни других до тебя, и отправишься в поместье. А до того еще и я на тебе отыграюсь.

Умные бабы, когда в полюбовницы к боярину попадают, хвост прижимают, да на меня оглядываются.

А ты решила, что одна такая? Единственной будешь?

Посмотрим… ох как посмотрим!

* * *

— Вот она! Вышла!

Двое мужчин, наблюдавших за боярским подворьем, переглянулись.

Боярышня Устинья.

Одна? Нет, холоп за ней идет. И она куда-то идет… куда? Это и неважно, главное, что возвращаться будет той же дорогой.

Ладога хоть и столица, да есть в ней улицы, по которым лучше и днем не ходить. Так измараешься, что в трех водах сапоги не отмоешь. Так что…

— Ты нашим знать дай, а я за ними прослежу, мало ли что?

Мужчины переглянулись — и осторожно разошлись. Один за боярышней, второй к своим людям.

* * *

Вера была счастлива.

Они с боярином сейчас