Истинная за Завесой (СИ) - Натали Карамель Страница 58

Катя не думала. Не планировала. Её тело, освобожденное, взорвалось в движение. Она не шла – она рванулась, как пантера, преодолевая за один невероятный прыжок расстояние, отделявшее её от матери. Всё её существо, вся ярость, всё отчаяние, умноженное на силу освобожденной молнии в её крови, сконцентрировались в одном движении.

Элеонора только начала поворачиваться на странный треск и вспышку, её безумные глаза расширились от неожиданности – слишком поздно. У неё не было щитов. Не было защиты. Она была уверена в своих оковах, в своей силе, в ничтожестве «пустышки».

Катя вложила в удар правой рукой всё.

Весь гнев – за Элис, корчащуюся в паутине тьмы. Весь страх – за Луизу, за Далина, за себя, за всех, кого эта безумица может поглотить. Всю боль от предательства – за ложь, за маску материнства, за годы унижений «пустышки». Всю ярость за Катарину. За ту несчастную девушку, чье тело она носила, чью жизнь у неё украли. За боль, страх и непонимание, которые устроила её родная мать. За невинную жертву, брошенную в могилу родными стенами. За обеих их. За две жизни, сломанные одной женщиной.

Вся её земная сила, подпитанная электрическим зарядом ярости и глухой, праведной болью за убитую девушку в зеркале, сконцентрировалась в кулаке. Он был сжат до побеления костяшек, до хруста суставов – хруста, напомнившего Кате о хрупкости костей настоящей Катарины. Кулак описал короткую, сокрушительную дугу, оставляя за собой мимолетный след озона и невысказанный крик двух душ, требующих возмездия.

ХРРРАСЬ!

Удар пришелся ровно в скулу. Точный. Жестокий. Неожиданный. Раздался резкий, влажный звук – кость, хрящ, плоть.

Смех Элеоноры оборвался на самом пике. Её голова резко дернулась вбок. Безумие в глазах сменилось шоком, чистейшим, первобытным непониманием. Чёрные узоры вокруг Элис мгновенно рассыпались, как дым. Девушка рухнула на каменный пол безжизненным мешком.

Элеонора не издала ни звука. Её глаза закатились. Ноги подкосились. Она рухнула навзничь, как подкошенная, ударившись затылком о камень с глухим стуком. Ледяной шар над ней погас, погрузив подвал в почти полную темноту. Только слабый отсвет откуда-то сверху выхватывал из мрака распластанное тело графини и Катю, стоящую над ней, тяжело дышащую, с окровавленными костяшками на правой руке, её глаза горели в темноте диким, нечеловеческим огнем.

В гробовой тишине было слышно только тяжелое дыхание Кати и слабый стон Элис на полу.

Глава 41. Гроза в Подвале

Гробовая тишина висела в подвале, нарушаемая лишь тяжёлым, прерывистым дыханием Кати и слабым стоном Элис, распластанной на холодных камнях. Ледяной шар погас, оставив лишь тусклый, мертвенный свет откуда-то сверху, выхватывающий острые тени: распростёртую Элеонору, Катю над ней с окровавленным кулаком, скрюченную фигуру Элис.

Первым нарушил оцепенение Далин. Его голос, обычно такой властный, прозвучал хрипло и с неприкрытым изумлением:

«У тебя... проснулась магия.» Он не спрашивал. Констатировал факт, глядя на дымящиеся обломки манжет на Катиных запястьях и на её руку, от которой ещё веяло озоном.

Катя резко обернулась к нему, её глаза, всё ещё горящие диким огнём ярости, метнулись к Элис, потом к связанной Луизе, к самому Далину, всё ещё скованному. Ярость сменилась адреналиновой дрожью и жгучей необходимостью действовать сейчас.

«Это... это сейчас не важно!» – выдохнула она, сорванным голосом. «Надо связать её крепче. И Элис... ей плохо.»

Она оставила бездыханную Элеонору и бросилась к тёмному углу подвала. Руки дрожали, мысли путались, но инстинкт спасателя гнал вперед. В куче старого хлама – обломков ящиков, ржавых цепей – её взгляд выхватил грязную, но прочную верёвку. Катя схватила её и вернулась к Элеоноре. Без лишних сантиментов, с силой, подпитанной остатками гнева и страхом, что та очнётся, она перевернула мать на живот, стянула ей руки за спиной и туго связала запястья, затем щиколотки. Узлы были крепкие, морские – навык из прошлой жизни.

«Держись, Элис,» – прошептала Катя, подбегая к девушке. Она осторожно приподняла голову телохранительницы. Кожа была ледяной и липкой от пота, губы в кровяных подтёках. Катя прижала дрожащие пальцы к шее Элис. Пульс! Слабый, нитевидный, едва уловимый, но был.

«Жива... Пульс есть,» – сообщила она, больше для себя и других, чем для безответной Элис.

«К-Катя!» – всхлипнула Луиза, дёргаясь в своих мерцающих оковах. «Помоги! Освободи нас!»

Катя кивнула, оттащила Элис аккуратнее в угол, поближе к Луизе, чтобы та могла хотя бы видеть, что с ней. Затем подбежала к Далину. Его могучие руки были в крови от попыток разорвать оковы. Она сосредоточилась, вспоминая ту вспышку ярости, что освободила её саму. Внутри всё ещё бушевало море эмоций – страх за Элис, остаточный гнев на Элеонору, паника от неконтролируемой силы. Она сжала кулаки, пытаясь вызвать ту самую молнию. « Ну давай!» – умоляла она про себя. Но ничего. Лишь искорки, быстро гаснущие у её костяшек. Ни накала, ни концентрации.

«Лёд... Вода... Огонь...» – пробормотала она, переключаясь. Вытянула руки к манжетам Далина. Из ладоней пополз иней, пытаясь схватить металл. Он покрыл поверхность тонким слоем, зашипел... но жгуты лишь слабо мигнули, не ослабевая. Капли воды выступили на камне под ногами Далина, облизывая энергетические кандалы на щиколотках, но не в силах их растворить. Искорки огня щёлкнули у запястий – бесполезно. Катя стиснула зубы, чувствуя, как паника подкатывает к горлу. Почему тогда получилось, а сейчас нет? Она не могла снова впасть в ту слепую ярость, не рискуя всем вокруг.

В этот момент со стороны Элеоноры раздался хриплый, сдавленный звук. Она пошевелилась, пытаясь приподнять голову. Кровь текла из носа, один глаз заплыл, но другой, нечеловечески ясный, уставился на Катю. На её губах расплылась кровавая, безумная улыбка.

«Надо же...» – прохрипела она, с трудом выплёвывая слова . «Моя дочь... не пустышка. А маг... четырёх стихий.» Она закашлялась, но глаза горели каким-то извращённым восторгом. «Огонь... Вода... Лёд... Молния... Доченька моя любимая...» – голос стал слащаво-ядовитым. «Кто же знал... что твою истинную силу откроет... такой... нестандартный метод?»

Эти слова, этот тон, это лицемерное «доченька моя любимая» вонзилось в Катю как раскалённый нож. Вся накопленная боль, годы унижений Катарины, осознание, что эта женщина убила настоящую Катарину, хладнокровно пытала Элис и теперь ещё смеет насмехаться – всё это вспыхнуло в ней белым пламенем новой ярости.

«ДОЧЕНЬКА?!» – закричала