Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 44

— Тогда…

— Найти ребенка, лучше нескольких, выдать за Федькиного сына или дочь, ежели выбора не будет, и все девки появятся. А по весне и начинать все, как Ладога вскроется. Только с Аксиньей поговорим, объявим, что непраздна она, пусть всем о том говорит, дурища.

Варвара размышляла, шитье пальцами перебирала, нитки комкала. Клубок неопрятный лохматый получался, да ее это сейчас мало волновало.

— Баб я найду тебе. Только вот… Книга? Ее же только по наследству передать можно, только прямому потомку?

— Этим я потом займусь, как планы наши осуществятся! Сама ритуал провести не смогу я, да и не надобно, Книга мне поможет, не захочет она, чтобы род наш прервался, а чтобы ее унаследовать — баба надобна. И с сильным даром, и моей крови. Евка, дрянь, говорила я ей — роди ребенка, а она все отнекивалась!

Варвара ту причину, по которой Ева ребенка родить отказывалась, хорошо знала.

— Любушка, так ведь Ева тоже не из самых сильных ведьм, ты знаешь, чего боялась она.

Покривилась Любава.

— Сара тоже… могла б на себя все взять, а Ева родила бы спокойно! У одной сил не хватало, у второй умения, вот и результат, без наследницы род наш! А как теперь Книгу передавать⁉

И о том Варвара думала тоже. Знала она, ЧТО от Любавы понадобится, знала, как Книгу передать можно. Понимала, что добровольно на такое не пойдет Любава…

— А что делать-то будешь?

— Есть у меня план, смогу я Книгу передать, и сама не пострадать.

— Это как?

— Не двое человек в семье моей осталось, трое. Я, Федор и Аксинья. Покамест она с ним кровью общей связана, силой, как пуповиной, того довольно будет.

— Не думала я о таком.

— Я подумала. И внук или внучка мне надобны, а когда не получится, найду, кому Книгу передать.

— Не понимаю я тебя, Любушка. Слишком уж ты закрутила… прости меня, дуру старую!

Любава на Варвару посмотрела с легким превосходством. Ну да, где уж тебе в таких вещах разбираться, твое дело детей мужу рожать…

— Две сестры у меня есть, с древней кровью. Сильной кровью. Устинья и Аксинья. Вот ежели одну из них в жертву принести правильно, то со второй Федька мне внучку или внука зачать сможет. А уж как она ребеночка выносит, так и посмотрим. Ежели девка рОдится, книгу ей передать можно будет. Ежели не выносит ее Аксинья, все ж не так сил много у нее, можно под нож дуру, Книгу в другой род передать, а ведьму к себе привязать, спервоначалу слаба она будет, помощь ей понадобится. Еще и в выигрыше мы останемся.

Варвару этот план жуткий и не тронул даже. Она пару минут подумала, кивнула.

— Права ты, Любушка. Это делать надобно после того, как Федька на трон сядет, а Борька помрет. Жена его в монастырь поедет, да не доедет, перехватим ее по дороге. А там… лучше, конечно, Аксинью прибить, она куда как слабее, глупее, да и вообще умом может тронуться.

— Ребенка она и без ума выносит, понадобится — к кровати привяжем. А вот Устинья не по нраву мне, слишком уж умна и хитра.

— На тебя похожа, Любушка.

Любава в Варвару подушкой швырнула.

— Помолчи, дура!

Варвара и помолчала, только с тоской подумала, что Платон бы… ох, Платоша, как же ты таким неосторожным оказался? Как ты себя убить дал?

Ох, горе горькое…

* * *

— Когда б увидел кто эту картину — глаза бы протирал долго, да отплевывался.

Никто Божедара не слышал, оно и к лучшему было. Как поверишь в такое-то? Сидит волхва на пенечке, ревет от души, а вторая ее по голове гладит, успокаивает. Лучше и не видеть, и не верить — спокойнее жить будешь. Волхвы — это ж сила! Опора! И сейчас вот так она расклеилась, сопли ручьем, слезы, что дождик весенний, не останавливаются, льют и льют…

— Ничего, Добрянушка, прошло все, не вернется уж…

— Да… а когда еще кого наймут?

И то сказать, перепугалась Добряна. Не воин она, волхва мирная, лечить да новую жизнь выращивать, вот дело ее, а как быть, когда убивать тебя идут? И ведь когда б не Божедар, когда б не Агафья с предупреждением ее, не Велигнев… достигли б они цели своей.

И пришли бы, и подожгли, и убили бы, и к этому времени от рощи Живы-матушки уж и пеньков бы горелых не осталось.

Добряна-то умом понимала, что опасность быть может, оттого и не ворчала, и не возмущалась, а все ж не по норову ей происходящее было.

А вот когда она поняла, что вот, что могло быть! Когда смерть рядом промелькнула, крылом мазнула по сердцу… да не боялась она смерти, другое страшно было. Что Рощу сожгут, что волхвы новой не будет, что Живу-матушку подведет она! Вот это и страшно!

Не своя смерть, ты-то умер — и все уже, и ты в Ирии Светлом, а вот когда погибают те, кто тебе доверился, когда дело жизни твоей прахом идет, когда…

— Наймут, конечно, цела еще голова у гадины, мы хоть хвост и отсекли, да зубы целы.

Добряну еще больше затрясло, невольно руки в кулаки сжались.

— Убила бы!!!

— Убила б ты, как же…

И снова — когда все понимают все, а вслух говорить — чего уж? Не просто так Любава в палатах царских сидела, много она себе сторонников нашла, много у нее планов хитрых и подлых. Покамест все выявится — время надобно, а в это время и себя бы еще как сберечь?

— Что делать-то, Агафья?

— Чего ты глупость спрашиваешь? Сама не знаешь, что ли? Вон, у меня какая смена растет хорошая, а у тебя кто? Ты учишь кого, или просто сидишь в роще своей, ни о чем, кроме березок не думая?

Поняла Добряна, улыбнулась. Раньше за такие слова она бы ругаться стала, крик подняла, а сейчас… и верно ведь! Давно пора ей ученицу взять, а то и не одну!

— Хорошо же, возьму себе ученицу, буду смену готовить.

— Трех учениц возьми, так оно вернее будет.

— Почему трех-то?

— А