Наказание для драконьего принца - Надежда Игоревна Соколова Страница 4

вырвался целый сноп ослепительных, шипящих искр — синих, как полярное сияние, золотых, как расплавленное солнце, багровых, как свежая кровь. Они с треском рассыпались по кухне, как праздничный, но неуправляемый фейерверк, оставляя за собой дымные, причудливые завитки. Одна из искр, алая и особенно крупная, шлёпнулась прямо в чан с дымящимся супом, и густой бульон тут же забурлил с яростью, выплёскиваясь через край и заливая огонь в очаге шипящей пеной.

— ВЕДЬМА! — завопил кто-то из слуг, молодой парень, и его визгливый крик прозвучал как сигнал к всеобщей панике.

Зелёнокожий большеухий повар (тролль? гоблин? Ангелина даже не знала, как его классифицировать) шарахнулся назад, с грохотом опрокинув тяжелый табурет. Девушка-служанка с визгом швырнула в её сторону деревянную миску, та пролетела мимо и разбилась о стену. Даже упитанный рыжий кот, дремавший у очага, вздыбил шерсть, выгнул спину и с диким воплем рванул в дальний, самый темный угол.

Ангелина медленно опустила руки, ошеломлённая и ничего не понимая. Искры погасли, будто их и не было.

Воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием углей и частым, прерывистым дыханием перепуганных существ.

Потом... в гробовой тишине, нарушаемой лишь шипением пролитого супа на раскаленных углях, послышался скрип шагов.

— Ваша милость... — дрожащим, старческим голосом начал старый дворецкий в потрепанном камзоле, первым осмелившийся пошевелиться и сделать шаг вперед. — Мы... мы сейчас приготовим...

— Жареного поросёнка, — резко перебила его Ангелина, внезапно осознав, что её голос снова звучит нормально, по-девичьи, без зловещего эха. — С яблоками. И хлеба, свежего. И... э-э-э... мёду. И чтобы свинка была с хрустящей шкуркой.

Она нервно облизнула пересохшие губы, чувствуя, как в животе предательски и громко урчит, напоминая о себе.

— И чтобы быстро. А то... — она неуверенно, с опаской пошевелила пальцами, разглядывая их, — ...всё это безобразие повторится. И в следующий раз может и не обойтись одной посудой.

Слуги бросились выполнять приказ, засуетившись так, будто за ними гнался сам дьявол, а не юная женщина в свадебном платье. Застучали ножи, захлопали дверцы печи, зазвенела посуда.

Ангелина медленно, как во сне, опустилась на ближайшую дубовую скамью, ошарашенно глядя на свои ладони — такие маленькие, белые, с аккуратными ногтями, способные на столь странные вещи.

— Что за чертовщина... — прошептала она, сжимая и разжимая кулаки. — Что это было?

И тут же услышала тихий, ехидный смешок у себя за спиной, прямо у самого уха.

— Не чертовщина, детка, — прошептал знакомый скрипучий голос, от которого по коже побежали мурашки. — Магия. Настоящая. Просыпается. Радуйся.

Гортий. Это был он.

Но когда она резко обернулась, за спиной никого не было. Только рыжий кот, осторожно вылезающий из-под стола, смотрел на неё огромными, умными жёлтыми глазами. И, кажется, его усы задорно подрагивали, словно он ухмылялся.

Ангелина наелась досыта, с жадностью заброшенного щенка, словно в последний раз. Сочный жареный поросёнок таял во рту, тёплый, только из печи хлеб с хрустящей корочкой пах солодом и диким мёдом, а сладкий ягодный морс оказался на удивление освежающим. Повар, бледнея, клялся и божился, что подал всё безалкогольное, но в голову всё равно ударила странная, приятная волна тепла и легкой дурноты — то ли от сытости, то ли от накопившегося за день стресса.

Поднялась она из-за стола, чувствуя, как тяжелеют веки, а пол под ногами слегка плывёт, уходя куда-то вбок. В глазах двоилось и троилось: два зелёнокожих повара, три бледных служанки, шесть горящих на столе свечей. Она неуверенно, пошатываясь, сделала шаг, и тут же к ней, словно из-под земли, подскочила юная, верткая служанка с двумя густыми косичками и веснушчатым, озабоченным носом.

— Позвольте, ваша милость, — защебетала она, ловко и почтительно подставляя своё худенькое, но крепкое плечо под руку Ангелины. — Я вас до опочивальни провожу. Вам отдохнуть надо, с дороги да с... с событиями.

Опираясь на девушку, Ангелина позволила вести себя обратно через лабиринт коридоров. Коридор казался теперь бесконечным и более извилистым, тени от факелов плясали на стенах сумасшедшей кадрилью, принимая причудливые, пугающие очертания. Воздух был густым, тяжёлым и пряным, пах дымом, сушёными травами и чем-то ещё неуловимым, электрическим — магией, что ли.

Дверь в её покои оказалась приоткрытой, будто кто-то уже побывал внутри. Служанка робко толкнула её, и Ангелина, тяжело переступив порог, шагнула в знакомую комнату.

И застыла.

В спальне было не пусто. Воздух был густым и напряженным, словно перед грозой.

У камина, спиной к пылающему огню, стоял он. Тот самый муженек — Ричард, принц драконов. Пламя озаряло его резкой профиль, подсвечивая высокие скулы и упрямый, резко очерченный подбородок. Его тёмные волосы были слегка растрёпаны, будто он не раз проводил по ним рукой, а в глазах, тёмных и горящих, как сам уголь, плескался самый настоящий, сдерживаемый яростью гнев. Казалось, от него исходит жар — не каминный, а внутренний, звериный, исходящий из самой глубины существа.

Рядом, подобострастно согнувшись в почтительном поклоне, стоял тот самый дворецкий, что на кухне дрожал от страха, и теперь его старческие руки слегка тряслись.

Принц медленно, с убийственным спокойствием повернул голову. Его тяжелый взгляд скользнул по перепачканному подливой и жиром платью Ангелины, по её раскрасневшемуся, разгоряченному вином и едой лицу, и в глазах вспыхнуло холодное, бездонное презрение.

— Наконец-то, — его голос прозвучал низко и тихо, но в этой звенящей тишине он показался раскатом грома. — Моя супруга соблаговолила вернуться. И в каком, потрясающем, я должен сказать, виде...

Ангелина, несмотря на лёгкое головокружение и слабость в ногах, встретила его взгляд без тени страха, впиваясь в него своими посветлевшими от хмеля глазами. Её собственные глаза сузились до щелочек.

— А ты чего тут расселся, как судья на допросе? — её язык слегка заплетался, но интонация была ядовитой и колкой. — Ждал, чтобы отругать? Или помочь раздеться? А то я в этом... этом мешке с картошкой сама не справлюсь. Шнуровка тугая.

Дворецкий ахнул, будто его ударили. Служанка, провожавшая Ангелину, резко отшатнулась к двери, прижав руки к груди, готовая в любой момент выскользнуть и сбежать.

Принц медленно выпрямился во весь свой внушительный рост. Он был высоким, очень высоким, на голову выше ее. Казалось, он сейчас достанет головой до самого кессонного потолка.

— Убирайтесь, — приказал он слугам, не отводя пристального, испепеляющего взгляда от Ангелины.

Те поспешно, не дыша, ретировались, притворив за собой тяжелую дверь с глухим, заключительным стуком.

— Ну вот, — Ангелина с преувеличенной,