Пшеничная вдова - Данила Скит Страница 36

быстрота оленя, убегающего от хищника. Тренировалась она с самого вечера. Рычала в зеркало, шипела и клацала зубами, а потом гордо молчала, задрав подбородок. Все-таки рычать на людей было не совсем прилично. Хотя, на короля Бернада она бы порычала. Перед тем, как вырвать ему глотку. Правда, для этого понадобилось бы гораздо больше, чем просто медоедова смелость.

Перед отходом ко сну Исбэль поняла, что вовсе не нужно изображать повадки животного, чтобы уловить их суть. Проваливаясь в глубокое, беспробудное забытье, принцесса никому не подражала – удавалось ей это всегда легко.

– Я бы сказал доброе утро, но уже давно день! – король Бернад выплюнул упрек, даже не шуршавший оберткой вежливости. Наверняка, подумала Исбэль, если бы она очнулась к рассвету, он и тогда не утрудил себя приветсвием, – Стоило бы воздержать себя от хмеля. Вы каждый день почиваете до обеда, или только когда напиваетесь?

Говорят, что самые спокойные животные – это удавы. А еще говорят, что корширский удав сдавливает шею жертвы так сильно, что не разжимает своих тисков даже когда ему отрубают голову. Шея у Бернада была толстая и в силу возраста сделалась одутловата, так что на нее могло понадобиться и два удава.

– Только когда напиваюсь.

Помни, Исбэль, страх достигает самого сердца и убивает его. Нет в нем никакой пользы. Но как же трудно помнить об этом все время… Король Бернад прошелся по Исбэль холодом ледяных глаз, с головы до ног: от самой макушки огненных волос и до острых носочков бежевых туфель, ушками лисы выглядывающих из-под длинной юбки простенького зеленого платья. Жаль, на талии не было оборок, за которые можно было схватиться, поэтому королева просто сплела пальцы рук. И выпрямила спину.

– Мы собрались здесь не за тем, чтобы обсуждать пристрастия королевы, – Реборн стоял, расставив ноги на ширине плеч и сцепив руки за спиной, и вглядывался вдаль. Когда Исбэль вошла, он даже не обернулся.

У Исбэль не нашлось слов. За те дни, что она провела в незаслуженных муках, ее уже успели наречь пьянчугой.

– Уж лучше бы вы жили как все остальные леди! Зачем вам было вообще колесить по королевству? – король Бернад вовсе не обладал деликатностью лебедя.

– У меня была хорошая мотивация, – сдержанно ответила Исбэль.

– А как же так получилось, что король Дорвуд это одобрил?

– У него была хорошая мотивация.

Он сидел на том самом месте – во главе резного стола из красного дерева. Любимое место отца… Может, чувствовал внутренним чутьем? Словно хищник, желающий пометить свою территорию. Стереть любое напоминание о правящей крови, будто небрежно пролитое на этот самый стол вино.

– Мне не нравится, как вы мне отвечаете, молодая леди, – Бернад был прям, как клинок, и остр ровно так же. Снисходительность к собеседнику была явно не из тех блюд, что он привык пробовать на собственном столе. Бернад поднял руку и проткнул пальцем воздух прямо перед собой, – Думал, что в этой рыжей головке хватит мозгов, чтобы понять, кто сидит перед вами.

– Прошу меня простить. У меня нет намерения оскорбить вас или вызвать гнев словами, недостойными благочестивой леди, – учтиво ответила Исбэль, подумав, что гнев Бернада вызывают вовсе не слова, а сам факт ее существования, – Но никто из нас не в силах взрастить себе новое сердце. Оно дается нам от рождения, и из него льются все слова. Как орел прирожден летать, змея ползать, а рыба…

– А рыба – молчать! – рявкнул Бернад, – Хорошо сказали! Рыба! – он громко хохотнул, – Советую вам почаще брать пример с рыб. Те плавают целыми косяками, сколько пользы без всяких слов!

«А потом их вылавливают сетями и всем косяком солят в бочках», – подумала Исбэль, но вслух, конечно же, не сказала.

Сузив глаза, Бернад превратил взгляд голубых глаз в лезвие. Глупая девчонка давно бы вздернула носик и начала дерзить, ошибочно воспринимая свое королевское положение, трусливая – тряслась бы, как ноги новорожденного ягненка. А эта рыжая ведьма была сдержана и учтива, как вино, сделанное из винограда лучшего сорта, которому дать настояться, и оно потеснит все вина в погребе. «Дорвудова кровь, отравленная, сколько бы золота за себя не просила».

А отблески Агатового моря заглядывали в зал, играя на темно-бордовой древесине, на дюжине разноцветных бутылок, на слишком низко висящей люстре, оставляли пятна света на колоннах… Это была вечная загадка – как такое далекое море умудрялось пересечь прибрежные скалы, небо и мрамор, чтобы обласкать взгляд и согреть застывшее зимой сердце. Зал был прекрасен и свеж, словно цветущая мята в летний зной.

– В чем ваша польза, а? Вот ответьте мне! – сдвинул кустистые брови Бернад, – Выстроить порты в нужном месте, чтобы драть пошлины и перепродавать одно на другое – вот и вся ваша заслуга! Называете себя сердцем всех королевств? Слишком много чести для паразитов. Торгаши ничего не производят, только наживаются на чужом труде. Вы пробовали сделать вино, выдоить хоть одну корову? Торчали целыми днями на рудниках, чтобы легкие превратились в кровавое месиво? – гнев покидал Бернада, колким морозом разрезая воздух, – Нет! Столица жиреет, не запачкав своих белых ручек! Но вы, молодая леди, пошли дальше всех. Вы умудрились купить любовь подданных. Ушлая, хитрая торговка!

Исбэль до боли стиснула пальцы:

– Любовь покупают в борделях, а пшеница спасает жизни.

Тяжелая ладонь, мигом превратившаяся в кулак, с силой опустилась на гладкую поверхность стола. Послышался треск. Исбэль вздрогнула, впившись коготками в ладонь. Король Бернад взглянул исподлобья, словно готовясь накинуться и разодрать ей шею. Реборн обернулся.

– Ха! Единственная жизнь, которую вы спасли, это ваша собственная. Когда согласились на брак. Все!

– Правда? – удивилась Исбэль, надолго ли она спасла себе жизнь? – В играх господ проигрывает всегда простой народ. Свадьба сделала так, чтобы он не играл вовсе.

– Если бы вы отказались, вас бы потащили к алтарю с завязанными руками. И ртом заодно! – Бернад сжал кулаки. Исбэль вовсе не ожидала от него такого гнева. Сколько же ненависти скопилось в его душе… Исбэль явно уже не хватало медоедовой смелости, – Передо мной можете не изображать святую невинность. Мою любовь вам не купить – оставьте это для безмозглого отребья.

– Покупает она ее или нет, сейчас это не важно, – спокойно сказал Реборн, подойдя ближе. Он отодвинул стул от стола и развернул его к Исбэль, чтобы та присела. Исбэль не двинулась с места, словно ноги ее приморозило к полу, – Но сейчас королева должна сделать то же, что и всегда, чтобы успокоить мятежный народ.

– Что именно? – с непониманием спросила Исбэль.

– Отправиться в пшеничный поход.