Второй шанс или повар-попаданка - Ли Ан Страница 33

Я стою рядом с Анри и наблюдаю за приготовлениями. Сердце колотится как бешеное. Что бы ни говорил разум, этот человек рискует жизнью ради моей семьи. И если с ним что-то случится...

— Элеонора, — тихо говорит Анри, — а что, если он проиграет?

— Не проиграет, — отвечаю с уверенностью, которой не чувствую.

— Откуда знаешь?

— Просто знаю.

На самом деле не знаю ничего. Но почему-то верю в Доминика. Может быть, потому что он единственный, кто встал на нашу защиту. А может, потому что... нет, лучше об этом не думать.

— Господа, готовы? — спрашивает Этьен.

— Готов, — отвечает Доминик, делая несколько пробных выпадов.

— И я готов, — говорит де Шамбор, но в голосе слышится неуверенность.

— Тогда начинаем. — Этьен отходит в сторону. — Ан гард!

Дуэлянты принимают боевые стойки. Доминик держится спокойно и уверенно, де Шамбор нервничает — это заметно по напряженной позе.

— Начали!

Де Шамбор атакует первым — быстрый выпад в грудь. Доминик легко парирует, отвечает контратакой. Клинки звенят, отражая утренний свет.

Сразу видно — оба умеют драться. Но Доминик спокойнее, его движения более точные. Де Шамбор торопится, делает ошибки.

— Ха! — Де Шамбор пытается прорваться серией быстрых ударов.

Доминик отступает, парирует, ждет удобного момента. И когда противник чуть переоткрывается...

— Ай! — Де Шамбор отскакивает, хватаясь за правое плечо. На белой рубашке расплывается красное пятно.

— Первая кровь! — объявляет Этьен. — Поединок окончен!

Лекарь бросается к раненому. Де Шамбор сидит на траве, прижимая руку к плечу. Рана неглубокая, но болезненная.

— Теперь поговорим, — холодно говорит Доминик, не убирая шпагу. — О ваших методах ведения дел.

— Я... я ничего не понимаю...

— Понимаете прекрасно. Семья де Бомон, семья де Сент-Жермен. Тот же почерк — поддельные долговые расписки, провокации, дуэли.

— Это клевета!

— Это факты. И если вы попытаетесь еще раз шантажировать семью де Монклер, эти факты станут достоянием общественности.

Де Шамбор бледнеет еще больше.

— Что... что вы хотите?

— Письменного признания в подлоге. И обещания больше никогда не появляться в этих краях.

— Но...

— Либо так, либо я предъявлю официальные обвинения в мошенничестве. Выбирайте.

Де Шамбор переглядывается с де Вильфором. Тот еле заметно кивает.

— Хорошо, — говорит де Шамбор через силу. — Как хотите.

Этьен достает бумагу и чернила. Под диктовку Доминика де Шамбор пишет расписку о том, что его претензии к семье де Монклер были основаны на поддельных документах, и обязуется больше не появляться в наших краях.

— Подписывайте, — приказывает Доминик.

Де Шамбор подписывает дрожащей рукой.

— А теперь убирайтесь, — говорит Доминик. — И помните — я буду следить за вашими действиями.

Мошенники торопливо собираются и уезжают. А мы остаемся на поляне — я, Анри, Доминик и Этьен.

— Ну что ж, — говорит Анри, — похоже, дело закрыто.

— Похоже на то, — соглашается Этьен. — Молодец, месье де Ларошфор. Красиво сработали.

— Спасибо, — Доминик вытирает шпагу и убирает в ножны. Потом поворачивается ко мне. — Мадемуазель де Монклер...

— Что? — отвечаю холодно.

— Можно поговорить? Наедине?

— О чем?

— О том, что между нами произошло. О том, что происходит сейчас.

Я смотрю на него и чувствую странную смесь благодарности и обиды. С одной стороны, он спас Анри. С другой — обманывал меня с самого начала.

— Анри, поезжайте домой, — говорю наконец. — А мы с месье де Ларошфором действительно поговорим.

— Элеонора...

— Все будет хорошо. Езжайте.

Анри и Этьен уезжают. Мы остаемся одни среди утренней тишины рощи.

— Ну что ж, — говорю я, — говорите. Объясняйте.

— С чего начать?

— С того, кто вы есть на самом деле.

Он садится на поваленное дерево, жестом приглашает меня присоединиться. Я остаюсь стоять.

— На самом деле я человек, который всю жизнь жил чужой жизнью, — говорит он тихо. — Делал то, что от меня ожидали. Говорил то, что хотели слышать. Был послушным племянником, которого дядя использовал для своих целей.

— И что изменилось?

— Я встретил вас. — Он поднимает голову, смотрит мне в глаза. — Увидел, что можно жить по-другому. Честно. Открыто. Не прячась за маски и роли.

— Красивые слова. Но вы и со мной играли роль.

— Нет. — Он встает, подходит ближе. — Роль месье Лароша была моей настоящей личиной. И чувства... чувства были настоящими.

— Какие чувства?

— Восхищение. Уважение. И... — Он запинается.

— И?

— И любовь, — говорит он просто. — Я влюбился в вас, мадемуазель де Монклер. С первого дня, когда увидел, как вы сражаетесь за свое дело.

Сердце делает странный кувырок. В семьдесят два года я бы рассмеялась над такими словами. В двадцать они звучат как музыка.

— Даже если это правда, — говорю, стараясь сохранить холодность, — что дальше? Вы вернетесь к дяде, доложите о провале миссии, и все будет как прежде?

— Нет. — Голос становится твердым. — Я говорил вам, я порываю с дядей. Навсегда.

— И что будете делать?

— Не знаю. Может быть, займусь сельским хозяйством, как мечтал. Или найду другое применение своим способностям. Главное — это будет моя жизнь, мой выбор.

— А если дядя вас не отпустит?

— Тогда придется бороться. — Он усмехается. — У меня есть хороший пример для подражания.

— Какой?

— Вы. Женщина, которая не побоялась пойти против всех ради своих принципов.

Я поворачиваюсь к нему спиной, делаю несколько шагов прочь. Нужно подумать, разобраться в своих чувствах.

— Элеонора, — голос звучит совсем рядом.

Оборачиваюсь. Он стоит в шаге от меня, и в серых глазах читается такая боль, что сердце сжимается.

— Вы — самое лучшее, что случилось в моей жизни. И я готов отказаться от всего, лишь бы остаться рядом с вами.

— От всего?

— От титула, от наследства, от семьи. От всего, что связывает меня с прошлым.

Я смотрю в его глаза и понимаю — он не лжет.

— Доминик…

Он наклоняется, и я понимаю, что сейчас он поцелует меня. И не отстраняюсь.

Поцелуй получается нежным, осторожным. Как первый поцелуй между людьми, которые только начинают узнавать